Промис-Фоллс. Книги 1-4 + Отдельные детективы. 8 книг - Линвуд Баркли

— Довольно хорошая копия Марка Джейкобса.

Келли в изумлении кивнула.

— Папа никогда бы этого не определил. — Она посмотрела на меня.

— А вот, — Твейн был в своей стихии, — отличная подделка под Валентино.

— О Боже! — воскликнула Келли. — Вы, наверное, единственный папа в мире, который это знает. Вы ведь папа?

— Да. У меня два маленьких мальчика. Правда, теперь они уже не такие маленькие.

Келли взяла еще одну сумку:

— Мама любила и вот эту.

Это была рыжевато-коричневая сумка из ткани с кожаной отделкой и тонким ремешком, который словно мозаика покрывали буквы «F».

— «Фенди», — констатировал Артур, вертя сумку в руках. — Мило.

— Хорошая копия? — спросил я.

— Нет, — ответил он. — Это не копия. А настоящая. Произведена в Италии.

— Вы уверены?

Артур кивнул.

— Ваша жена могла приобрести ее на распродаже. Но если бы она купила ее на Пятой авеню, такая сумка обошлась бы ей в две тысячи долларов.

— Бабушка купила маме эту сумку, — внесла ясность Келли. — На день рождения. Помнишь?

Я не помнил, но все тут же встало на свои места. Фиона была из тех, кто покупает лишь настоящие, фирменные вещи. Она ни за что не подарила бы дочери фальшивку, как никогда не повела бы ее обедать в дешевую закусочную.

Разглядывая сумку, Твейн нечаянно уронил ее на пол. Послышался звук какого-то содержимого. Внутри что-то было.

«Боже, — подумал я. — Только бы не наручники!» Не знаю, что бы я сделал в таком случае. Но звук был не металлический.

— Там что-то есть! — Твейн схватился за ремешок.

Я нагнулся и вырвал у него сумку.

— Что бы там ни было, это принадлежало Шейле, — отрезал я. — Сумки — ваша работа, но их содержимое вас не касается.

Я оставил Келли и Артура Твейна в гостиной, прошел на кухню, открыл застежку и распахнул сумку.

В ней оказалось четыре пластиковых флакона — каждый размером с банку из-под оливок.

На них фигурировали этикетки. Лизиноприл. Викодин. Виагра. Опепразол.

Сотни и сотни пилюлей.

Глава двадцать шестая

Я сложил флаконы в сумку, забросил ее на верхнюю полку буфета и вернулся в гостиную. Твейн выжидательно посмотрел на меня. Но я ничего не сообщил ему о своей находке, и он проговорил:

— Спасибо, что уделили мне время.

Твейн оставил мне визитную карточку и попросил позвонить, если я вспомню что-то еще, относящееся к этому делу. И ушел.

— По-моему, он милый, — сказала Келли. — А что было в маминой сумке?

— Ничего, — ответил я.

— Там точно что-то было. Я слышала звук.

— Там ничего не было.

Келли догадалась, что я лгу, но вместе с тем и поняла — больше я ничего не скажу.

— Отлично, — обиделась она. — Тогда я снова буду сердиться на тебя. — С гордым видом Келли поднялась по лестнице и захлопнула за собой дверь.

Я достал из буфета сумку, набитую лекарствами, и спустился в подвал, в кабинет. Вытряхнув содержимое, я наблюдал, как флаконы катятся по столу.

— Чтоб тебя! — бросил я в пустоту. — Шейла, что, черт возьми, все это значит? Что это?

Я брал в руки каждый пластиковый флакон, откручивал крышку, заглядывал внутрь. Сотни маленьких желтых, белых, а также знаменитых на весь мир голубых пилюлей.

— Господи! Скажи, сколько мне их принять?

Что сказала мне Шейла в наше последнее утро?

«У меня есть идеи. Как нам помочь. Как преодолеть эту черную полосу. Я заработала немного денег».

— Только не так, — пробормотал я. — Только не так.

Теперь, увидев содержимое сумки, я задался вопросом: что же было в остальных? Проверив лежащие в гостиной, я поднялся наверх — Келли сидела у себя в комнате с закрытой дверью — и осмотрел оставшиеся в шкафу сумки. Я нашел старую губную помаду, списки покупок, какую-то мелочь. Больше никаких лекарств.

Я вернулся в подвал. Сумочка, которая была у Шейлы в вечер аварии, как я и сказал Белинде, уцелела, но имела весьма потрепанный вид. Ее немного опалил огонь, а потом она намокла после того, как прибыла пожарная бригада. Я выбросил ее — не хотел, чтобы Келли увидела, — но сохранил все находившееся в ней. Теперь у меня возникло желание посмотреть на эти вещи.

Они были сложены в коробку из-под обуви, в которой когда-то хранились ботинки «Рокпорт», давно износившиеся и выброшенные за ненадобностью, да и коробка, вероятно, доживала последние дни. Я положил ее на стол, очень осторожно, словно там лежала взрывчатка, и, немного помедлив, снял крышку.

— Привет, малышка, — сказал я.

Очевидно, что я сморозил глупость. Но эта фраза показалась мне вполне уместной, ведь я смотрел на вещи, принадлежавшие Шейле. В какой-то степени они были ближе к Шейле, чем я. Они находились с ней в последние минуты ее жизни.

Сережки-гвоздики с темно-красными камешками. Украшение на шею — алюминиевая подвеска на кожаном ремешке, потемневшем от крови. Я взял ее,