Анти-Суворов. «Ледокол» опровергнут! - Сергей Жевалов

Хочется задать вопрос. А как участники Курской битвы могли обращаться к К.К. Рокоссовскому на тему воспоминаний Г.К. Жукова, если книга «Воспоминания и размышления» была опубликована в 1969 году, а Маршал Советского Союза Рокоссовский Константин Константинович умер 3 августа 1968 года?

Далее на странице 255 мистер Резун цитирует слова К.К. Рокоссовского, опубликованные в 1992 году: «„Теперь о личной работе Г К. Жукова как представителя Ставки на Центральном фронте. В своих воспоминаниях он широко описывает проводимую якобы им работу у нас на фронте в подготовительный период и в процессе самой оборонительной операции. Вынужден сообщить с полной ответственностью и, если нужно, с подтверждением живых еще свидетелей, что изложенное Г.К. Жуковым в этой статье не соответствует действительности и им выдумано. Находясь у нас в штабе в ночь перед началом вражеского наступления, когда было получено донесение командующего 13-й армией генерала Пухова о захвате вражеских саперов, сообщавших о предполагаемом начале немецкого наступления, Г.К. Жуков отказался даже санкционировать мое предложение о начале артиллерийской контрподготовки, предоставив решение этого вопроса мне, как командующему фронтом. Решиться на это мероприятие необходимо было немедленно, так как на запрос Ставки не оставалось времени“ (ВИЖ. 1992. № 3. С.31).

Рокоссовский сам принял решение. По приказу Рокоссовского артиллерийская контрподготовка на Центральном фронте была начата ночью 5 июля 1943 года в 2 часа 20 минут. Это, собственно, и было началом Курской битвы».

А вот что пишет маршал К.К. Рокоссовский в своей книге «Солдатский долг», подписанной в печать 7 августа 1968 года и опубликованной уже после того, как Константина Константиновича не стало: «В ночь на 5 июля в полосе 13-й и 48-й армий были захвачены немецкие саперы, разминировавшие минные поля. Они показали: наступление назначено на три часа утра, немецкие войска уже заняли исходное положение.

До этого срока оставалось чуть более часа. Верить или не верить показаниям пленных? Если они говорят правду, надо уже начинать запланированную нами артиллерийскую контрподготовку, на которую выделялось до половины боевого комплекта снарядов и мин.

Времени на запрос Ставки не было, обстановка складывалась так, что промедление могло привести к тяжелым последствиям. Присутствовавший при этом представитель Ставки ГК. Жуков, который прибыл к нам накануне вечером, доверил решение этого вопроса мне.

Я считаю, что он сделал правильно. Это позволило мне немедленно дать распоряжение командующему артиллерией фронта об открытии огня.

В 2 часа 20 минут 5 июля гром орудий разорвал предрассветную тишину, царившую над степью, над позициями обеих сторон, на обширном участке фронта южнее Орла»716.

Заламаншский фальсификатор заключает на 257 – 258-й страницах: «Отрывки, которые я цитировал, были опубликованы только через четверть века после того, как вышла в свет беспощадно изрезанная книга Рокоссовского. Однако даже брежневско-сусловские цензоры не посмели спорить с Рокоссовским. Против правды не возразишь. В изрезанной книге Рокоссовского все равно сохранен главный смысл сказанного: „Времени на запрос Ставки не было, обстановка складывалась так, что промедление могло привести к тяжелым последствиям. Присутствующий (в книге «Солдатский долг» 1968 года издания – «присутствовавший» – С. Ж.) при этом представитель Ставки Г.К. Жуков, который прибыл к нам накануне вечером, доверил решение этого вопроса мне“ (К.К. Рокоссовский. Солдатский долг. М.: Воениздат, 1968. С. 217).

Тут сказано мягче, но смысл тот же: Жуков решения на проведение артиллерийской контрподготовки не принимал. Это заявление Рокоссовского никто никогда не оспаривал. Рассказ Рокоссовского – не вымысел и не досужие воспоминания».

Мистер Резун по какой-то одному ему известной причине не стал цитировать слова К.К. Рокоссовского полностью. Между тем Константин Константинович считал, что Г.К. Жуков поступил правильно: «Я считаю, что он сделал правильно. Это позволило мне немедленно дать распоряжение командующему артиллерией фронта об открытии огня».

Я призываю верить первому изданию мемуаров Маршала Советского Союза К.К. Рокоссовского по той же причине, по которой мистер Резун сам предлагает опираться на первое прижизненное издание мемуаров Г.К. Жукова: «Особо подчеркиваю: я ссылаюсь только на первое издание мемуаров Жукова (М.: АПН, 1969). Это издание вышло при жизни Жукова, и он несет за него ответственность. Остальные издания выпускались после его смерти и, как мы увидим, постоянно претерпевали и претерпевают радикальные изменения. Между первым и десятым изданиями мало общего. Как видно, Георгий Константинович с того света, из урны с прахом, которая замурована в кремлевской стене, посылает сигналы, и его мемуары чудесным образом непрестанно совершенствуются в соответствии с установками сегодняшнего дня»717.

Почему, когда мистер Резун ссылается на Г.К. Жукова, то эталонным считает прижизненное издание книги «Воспоминания и размышления», а если цитирует К.К. Рокоссовского, то эталонным считается издание, опубликованное спустя четверть века после смерти этого полководца?

На 262-й странице заламаншский мистер сообщает: «И вот не Сычевка перед ним, а Берлин. И вот величайший полководец, ничему не научившись на войне, загоняет в Берлин две гвардейские танковые армии: 1-ю и 2-ю. И обе они гибнут в Берлине».

И в книге «Святое дело» он еще раз повторяет утверждение, мол, танки не предназначены для боевых действий в городах: «Жуков угробил в Берлине две гвардейские танковые армии: 1-ю и 2-ю. Но об этом в наших военных училищах и академиях не вспоминали. Военную историю в Советском Союзе изучали на героических примерах: ура! вперед! А о том, что бросать крупные танковые части и соединения на штурм городов – преступление, не вспоминали. Зачем прошлое ворошить?»718.

А в книге «Беру свои слова обратно» «скромный собиратель цитат» себя опровергает и заявляет, что без танковых соединений невозможно брать города: «В группе армий „Север“, которая наступала на Ленинград, все подвижные соединения были объединены в 4-ю танковую группу. Жуков еще находился в районе Ельни, Сталин еще его и в Москву не вызывал, а Гитлер уже отдал приказ о переброске 4-й танковой группы с ленинградского направления на московское, в район Рославля. Жуков беседовал в Кремле со Сталиным, Сталин ставил ему задачу, а германская 4-я танковая группа уже завершила боевые действия под Ленинградом. Колонны ее танковых и моторизованных дивизий уже повернули от стен Ленинграда и потянулись на юг. После ухода 4-й танковой группы под Ленинградом оставалась только германская пехота, которая была усилена артиллерией большой и особой мощности. В составе германских войск под Ленинградом не осталось ни одного танка. Кроме того, из-под Ленинграда на московское направление была перегруппирована большая часть авиации.

Ни Гитлер, ни его генералы приказ на штурм Ленинграда не давали. Потому рассказы Жукова о том, что „Ленинград стоял крепко и не сдавался врагу, несмотря на всю ярость и мощь его атак“, надо считать лихим перехлестом. Были бои местного значения. Но штурма не было»719.