Длань Господня - Борис Вячеславович Конофальский

части живота. Даже если монах и вытащит наконечник, с дырявым животом очень легко отправиться на встречу с Богом.

У арбалетчиков было жарко, у них бой уже шёл вовсю, все остальные всё ещё любовались отличной выучкой горцев. Ждали.

Снова на холме бахнула пушка. Ядро летит с шипением, а вот крупная картечь пролетает с рёвом, переходящим в отдаляющийся вой. Страшный звук.

Именно для этого эти тяжеленные штуки и нужны. Для этого их и таскают с собой, надрывая коней и прислугу. Теперь всё чаще и чаще пушки становятся участниками полевых сражений, а не только осад.

Крупная картечь с воем накрыла правый фланг колонны горцев. Пруфф стрелял на максимальной для картечи дальности и попал исключительно удачно.

Человек восемь или даже десять, что шли с самого края колонны, повалились наземь. Все враз, все дружно. А за ними и на них также стали падать, держась за лицо или голову, ещё столько же людей из второго ряда от края. И дальше ещё падали, кто-то исчез чуть ли не из середины колонны.

Один удачный выстрел и сразу не менее двадцати врагов валяются на земле, убитые или раненые.

Обычно баталия горцев молча продолжала идти, сколько бы людей не упало. Ряды молча или под крики сержантов смыкались, и неотвратимые движения продолжалось под монотонный бой барабана. Этим они были и страшны, чёртовы горцы, ничто не могло их остановить.

Но на сей раз колонна ещё немного прошла, и из-за того, что правое плечо пошло дальше, а левое натыкалось на мёртвых и раненых, колонну перекосило.

Барабаны забили команду «стоять на месте».

Сержанты кинулись выправлять ряды, но тут прогремел ещё один удачный выстрел. На сей раз отличилась прислуга одной из кулеврин. Ядро этой пушки чуть больше яблока. Но летело оно точно в колону, чтобы убить или покалечить там ещё кого-нибудь.

И на пути его попался один из сержантов горцев. Ядро ударило его в бок и разорвало надвое, кинув останки в общую кучу мертвых горцев.

Все это видели. Если после первого удачного попадания солдаты Волкова и молчали, наверное, от неожиданности, то тут, как убило этого сержанта, над рядами покатились радостные крики и возгласы:

— Ну, дураки горные, как вам каша наша? — Орали остряки.

— Как его разворотило!

— Ага, и кишки из него вон!

А кто-то, по голосу, кажется, это был Гаэтан Бертье, закричал, перекрикивая всех:

— Эшбахт! Эшбахт!

— Эшбахт! — Отзывались в рядах стрелков.

— Эшбахт! — Орали с холма артиллеристы.

«Эшбахт, Эшбахт, Эшбахт», — неслось отовсюду.

Максимилиан так разволновался, так расчувствовался, что и сам хотел крикнуть, но, взглянув на лицо кавалера, сразу раздумал.

У того на лице в открытом забрале была такая кислая мина, что кислее и не придумать.

Весь его вид так и говорил:

«Чего? Чего орут? Дело и не началось ещё даже. Ещё и пик не опустили. Горцы ещё только злее стали. Чему все радуются? Двум удачным попаданиям?»

Тем временем обозные уволокли почти всех раненых солдат с поля. Сержанты выправили строй. И снова горцы стали напоминать опасного железного зверя, ощетинившегося колючками. Снова барабаны забили «шаг».

И снова колонна двинулась вперёд.

Глава 56

Горцы всегда идут молча: ни крика, ни песни, ни шутки — только барабан и крики сержантов. Резкие, как удары хлыста. Железное животное всё ближе к оврагу. Скоро оно, не останавливаясь ни на миг, спустится в размытый дождями овраг и снизу, не замедляя шага, с хрустом и железным скрежетом врежется в первые ряды людей Рене. Только послушно выполнит приказ какого-нибудь старшего сержанта: «Пики вперёд».

Они уже близко. Дошло дело и до Рохи. Характерным шипением хлопнул мушкетный выстрел. Это пристрелочно.

Видимо, он удовлетворил Роху, тот тут же закричал:

— Мушкеты! Товсь! Пали по готовности!

Стрелки выходят, встают ближе к оврагу, перед солдатами Рене. Там им удобнее. Ставят упоры, раздувают фитили, прицеливаются.

Хлопки, темный дым поплыл над холодной землёй. Один за другим стали стрелять мушкеты. Ряд сменяет ряд, снова хлопки и дым, но враг идёт, как ни в чём не бывало. Или далеко ещё было, или броня крепка у первых рядов горцев, или стрелки никудышные, в общем, колонна идёт и идёт вперёд.

— Прочь, прочь, кривые уродцы! — Командует Роха.

Он поворачивается и смотрит на Волкова. Тот смотрит на него. Взгляд Волкова очень выразителен.

— Аркебузы! — Уже со злостью орёт Роха. — Товсь! На линию, на линию, лентяи!

Правильно злится. Если будет такая возможность, если они переживут этот день, то кавалер непременно всё выскажет и ему, и этим ослам, его сержантам.

Пока мушкетёры уходят заряжать оружие, их место занимают аркебузиры. Ну, на этих ещё меньше надежды. Их больше, чем мушкетёров почти в два раза, даже с учётом того, что треть ушла с фон Финком. Выстрелы аркебуз много тише, но дымом от них заволокло весь склон холма.

И как ни странно, один враг упал, а ещё один, из левого флага, схватился за колено и вышел из строя. Сел на землю, стал рассматривать рану.

Ну, хоть что-то. Впрочем, и это никак не изменило неумолимое приближение врага.

«Дьявол, ну почему так долго заряжаются пушки».

Волков захотел пить, так захотел, словно не пил целый день, наверное, это от напряжения.

И вдруг, он сначала не поверил своим глазам, колонна встала.

Нет, да не может такого быть, они никогда не останавливались, а тут в одной атаке они встали второй раз. Или ему кажется? Да нет же, стоят. И барабаны бьют «Стоять на месте».

— Кавалеры! — Радостно говорит Максимилиан. Почти кричит.

Говорит с облегчением. С радостью. Жаль, что шлем мешает Волкову повернуться и глянуть на оруженосца с укоризной. Но юноша прав. Там, далеко, в трёх сотнях шагов от холмов, из зарослей начали выезжать кавалеры. Красавцы, даже солнца не нужно, чтобы понять, как блестят их доспехи. Даже отсюда видно роскошь их вафенроков и яркость их плюмажей.

Места для атаки рыцарей не самое удачное, придётся атаковать, при том, что правое крыло будет на склоне холма, а левое почти в овраге, но лучше в его земле не найти.

Ах, какие они всё-таки красавцы. Лошади в ярких попонах, на копьях длинные ленты. Выезжают один за другим, становятся сапог к сапогу, совсем рядом. В первом ряду — самые лучшие! Заглядеться можно.

«Что, собаки горные, в спеси своей высокомерной ухмылялись, поход планируя, без кавалерии шли, сэкономить хотели, думали, и так справитесь, думали, что лёгкая прогулка вам предстоит? Ну? И что теперь скажете?»

Он