Призраки знают все. Рукопись, написанная кровью - Анна Данилова

«Отлично сработано», – подумала Юля, все еще не веря в реальность услышанного. Берестов, оказывается, придумал нечто действительно стоящее. Ведь Карлофф – это было лишь началом разговора. А вот прозвучавшая фамилия Земцова на самом деле может послужить сигналом для Щукиной, и она сделает все от нее зависящее, чтобы встретиться с Юлей. Никакие прежние обиды не удержат Надю от свидания со своей давней соперницей – Земцовой. Или это будет не Щукина…

– Вы молодец, Берестов…

– Вообще-то меня зовут Игорь, если вы помните.

Теперь он, казалось, совсем успокоился и на самом деле поверил в то, что Юля отлучалась за мороженым.

– Как вы думаете, они придут? – спросил он, грустно и устало улыбаясь, словно разговор с Лешевичем дался ему чуть ли не кровью.

– Уверена, что придут. И если даже корреспондент не сможет, Щукина придет. Я для нее сейчас как кусок свежего сыра для мыши.

* * *

Они пришли ровно в десять. Оба: Щукина и Лешевич. Она – в розовом пальто, благоухающая ночным дождем и духами и внешне напоминающая растрепанную одичавшую пышную розу, мокрую и душистую, свежую и прекрасную, настолько ее украшала беременность.

* * *

Он – серая невзрачная личность (запакованная в костюм-тройку мышиного цвета) с серыми волосами, серыми глазами. Картавя, он с порога начал нести сущий бред о политической обстановке в России, сбиваясь на гастрономические темы, из чего Берестов сделал вывод, что Лешевич страшно голоден и ждет не дождется, когда же его пригласят поужинать.

Юля смотрела на Щукину, и ей хотелось плакать. Нет, никогда она не будет выглядеть так роскошно, как Щукина, как женщина, упивающаяся любовью к любимому мужчине. И даже если она сейчас начнет откровенно врать, придумывая на ходу, что Крымова в Париже нет, что он в Москве или Самаре, Владивостоке или Костроме, ее глаза не обманут искушенную Земцову: Крымов здесь, где-то рядом, но Щукина, как истинно преданная жена, сделает все, чтобы не проговориться на этот счет. Она не доверяет Юле, хотя и пришла сюда.

– Земцова! – Надя, едва увидев стоящую у окна Юлю, бросилась к ней, чуть не опрокинув на ходу большую напольную вазу с цветами, и обняла ее: – Неужели это ты? В Париже? Но как же ты здесь оказалась?

– Так же, как ты: прилетела самолетом, – растерянно ответила Юля и почувствовала, как на глаза ее наворачиваются слезы. – Надя, ты прекрасно выглядишь… Извини, что пришлось придумать несуществующего врача…

– Да брось… Главное, что Володя услышал твою фамилию, а этого мне было вполне достаточно, чтобы все понять. Как же я рада тебя видеть…

У нее была аккуратная мальчишеская стрижка, с которой Надя выглядела моложе и привлекательнее. Что-то дерзкое и насмешливое читалось во всем ее облике, однако все облагораживала своей плавностью и женственностью беременность. Сын или дочка Крымова, уже скоро-скоро родившись, откроет свои ярко-голубые глаза, и первое, что увидит осознанно, это лица родителей и парижское небо над головой.

Привезли ужин, и, пока официант сервировал стол, а Берестов с Лешевичем беседовали ни о чем, сидя на диване, Юля с Надей удалились в спальню, чтобы задать друг другу наиболее важные вопросы.

Плотно прикрыв дверь, Юля спросила первой:

– Где он?

Надя растерянно улыбнулась и заозиралась по сторонам, словно надеясь увидеть кого-то, кто бы мог ей подсказать ответ на этот, оказавшийся весьма сложным для нее, вопрос.

– Ты, конечно же, о Женьке? Я не знаю, где он. И не пытай. Мы с ним разбежались. Мне надоело заставать его с чужими бабами…

– Что значит «с чужими»?

– Вот ты, к примеру, СВОЯ, – и Надя в упор посмотрела ей в глаза. – Неужели не понятно? Если бы я застукала вас, это еще куда ни шло, потому что я знаю, как вы сохнете друг по другу, а уж когда в мою жизнь, а точнее, в мою интимную жизнь, вмешивается какая-то дура, у которой явно не все дома, вот тогда уже терпение кончается…

– Он изменил тебе?

– Да он изменял мне с той самой минуты, как только мы с ним сблизились еще там, в агентстве… Ты же знаешь, это было задолго до твоего появления там. Ты забрала его у меня, ты поступила жестоко, но я тебе это уже простила. Я ведь понимаю, что происходит со всеми женщинами, которым этот самец Крымов дает малейший повод…

– Надя, что ты такое говоришь? Разве можно так зло упоминать имя твоего мужа и отца твоего пока еще не родившегося ребенка? Ты сбрендила, моя дорогая… Возьми себя в руки. К тому же ты все прекрасно знала, когда выходила за него… Но я сейчас не о том. В любую минуту нас позовут к столу, а ты не сказала мне, что произошло у вас в С., в какую историю вляпался Женя и, главное, кто сжег наше агентство?

– Понятия не имею, хотя подозреваю ту стерву, с которой схлестнулся Крымов. Она, конечно, красивая, еще красивее, чем ты (не обижайся), но дура дурой. По-моему, по ней плачет психушка. Она время от времени говорит на тарабарском языке, постоянно хохочет, а уж сексуальность из нее так и прет. Думаю, если такое было бы возможно, она уложила бы в постель вместе с Крымовым и собою еще и меня, с нее станется.

– Да кто же это такая?

– Я даже не знаю ее имени, она приезжая и совсем задурила голову Крымову. Ее видели, кстати, и с твоим муженьком, Харыбиным. Знаешь, Земцова, если быть уж до конца честной, то я тебе скажу: мне не нравится твой Дима. Он скользкий, как угорь, и, по-моему, очень опасный тип. Но больше всего мне было обидно за тебя, когда я встретила его с этой шалавой…

– Ты хочешь сказать, что Харыбин встречался с этой женщиной? И ты сама это видела?

– Да это все видели. И я, и Крымов видели их вместе. Кажется, Крымов говорил, что она снимает квартиру где-то на окраине, что она любовница какого-то важного чиновника из правительства. Хотя я считаю, что ее и привезли-то в наш город именно с определенной целью… Она, я думаю, проститутка и обслуживает нужных кому-то людей. Другое дело, что она ведет себя по-идиотски…

Юля уже поняла, что речь идет об Аперманис, но свои карты пока еще выкладывать не собиралась. Хотя рассказанное Надей не было для нее открытием: то, что Аперманис искала Крымова и что она, по всей вероятности, была его любовницей, теперь уже не являлось для Юли секретом. Вот только зачем он ей понадобился? Неужели любовь? Но тогда и вовсе непонятно, зачем для его поисков было привлекать и ее, Земцову? Для остроты ощущений?

– Кто это? – Щукина ткнула в сторону двери, за которой раздавались голоса Берестова и Лешевича.

– Один мой знакомый, – неуверенно пробормотала Юля, надеясь в душе на то, что Щукина не узнает в этом домашнем и милом человеке кандидата на пост президента Игоря Николаевича Берестова.

– Ты спишь с ним? Извини. Я хотела спросить…

– А ты не стесняешься, как всегда. – Юля подумала, что не помешает для пользы дела немножечко отступить от истины. – Да, я не только сплю с ним, но и ем, и пью, и дышу одним с ним воздухом. Он хороший человек, любит меня, а теперь вот решил подарить мне это путешествие в Париж. Не правда ли, это замечательно?