Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад - Роберт М. Вегнер

И еще мечи. Альтсин заметил их сразу, хотя сперва заморгал, не веря собственным глазам. Оба несли заведенные за спину полуторники. Мечи висели лишь в петлях, прилаженных к ремням, наискось идущим через торсы мужчин. Когда они проходили мимо, обнаженные клинки отбрасывали вокруг зеркальные отблески. Дворяне не использовали такого оружия, они носили прямые, парадные мечи, корды или легкие палаши. Альтсин словно увидал даму в бальном платье, вместо веера сжимающую в руках боевую секиру. Полуторники использовали наемники, поскольку те прекрасно зарекомендовали себя в боях и с пехотой, и со всадниками. Размахивать чем-то таким в закоулках города – все равно что таскать с собой катапульту.

Но все же, как он понял миг спустя, никто не глядел на них с сожалением, никто не скалился, видя дворянских сынков, играющихся в настоящих солдат, не слышно было издевательского свиста или глуповатого смеха. Все отводили взгляды и быстренько направлялись по собственным делам. Улица смердела страхом.

Альтсин чуть отступил, приклеился к стене, наблюдая. Вот отряд задержался у ближайшего переулка, собственно, близ щели меж двумя домами не шире трех-четырех футов. По знаку одного из дворянчиков стражники взяли в кулачищи тяжелые палицы, поправили щиты на руках и, кривясь, вошли в глубь переулка. Через минутку раздались отзвуки ссоры, приглушенных проклятий, детский плач – и на главную улицу вытолкали нескольких человек.

Мужчина, женщина и трое ребятишек-погодков. Все в лохмотьях и соломенных лаптях. Альтсин насмотрелся на таких бедолаг во время своих странствий: сельская голытьба, весь свой скарб носящая на хребте, странствующая от села к селу в поисках куска хлеба. При виде двоих с мечами на спине они тотчас пали на колени и застыли в тревожном ожидании. Женщина прижала к себе детишек, мужчина воздевал молитвенно руки, а потом произнес нечто негромко и указал на правую ногу. Привязанный к ней кусок деревяшки заменял ему протез.

Он мог быть вором, наказанным за преступление, поскольку в провинции обрубание конечностей все еще оставалось популярной казнью, хотя Альтсин, скорее, поставил бы на наемного работника, потерявшего стопу из-за несчастного случая и решившего вместе с семьей попытать счастья в главном городе. На селе такой мог бы лишь нищенствовать, в городе, будь у него умелые и работящие руки, существовали сотни занятий, которые позволили бы ему поддерживать семью.

Ни один из дворян на него даже не взглянул. По незаметному знаку стражники принудили тычками всех пятерых встать, после чего указали им на городские врата. Мужчина побледнел, словно труп, женщина тихо застонала и попыталась снова пасть на колени, но один из стражников ухватил ее за руку, придержал, обронил несколько слов, указывая на палку, что все еще держал в руках.

Вор смотрел, как стража повела их улицей, и чувствовал, как рот его наполняется горечью. Понкее-Лаа изменился за несколько лет – раньше людей вышвыривали оттуда за конкретные преступления, но никогда – за бедность и увечья. Значит, в окрестных городках и селах говорили правду. В столице происходили дурные дела.

К счастью, он знал кое-кого, кто мог рассказать, что происходит.

* * *

Порт. Так называли не только рейд и разделенное молами побережье, но и все кварталы, соседствующие непосредственно с морем. Для одних это было сердце города, для других – его желудок, легкие или глотка. Наверняка же – один из жизненных органов, без которых Понкее-Лаа оставался бы самое большее рыбачьим поселком на краю мира.

Город таких размеров не имел бы и шанса выжить, быть одетым, согретым и иметь достаточно развлечений без непрестанного притока товаров, свозимых и размещаемых на его складах сотнями кораблей. Альтсин остановился, едва переступив границу Среднего Валея, и вдохнул полной грудью. Морской бриз, рыба, вино, специи, жареные мидии, какие-то ароматы с явственной ноткой пижмы, осьминоги, жаренные на решетках, обмылки, свежевыправленная кожа. Запах торговли, денег и умеренного благосостояния. Как всегда в этом районе. На первый взгляд не изменилось ничего.

Вор присел подле кабака напротив склада Цетрона и принялся наблюдать. Толстый любил этот дом, воспринимал его как инвестицию, и Альтсин был готов поспорить, что тот и доныне от него не избавился. Хватило получаса ленивого попивания винца, чтобы заметить несколько персон, о которых он знал наверняка: они работали на его бывшего патрона. Они входили, выходили, кто-то почти бегом, быстро направившись в сторону порта. Другие, войдя, словно бы исчезали: они либо сидели внутри, либо давно уже воспользовались черным ходом. Через час подъехал небольшой фургон, и из него начали выгружать непонятные свертки и рулоны материи. Нормальный рабочий день простого купца, рассылающего приказания о купле-продаже, получающего заказанный товар и занятого умножением достатка.

Только вот Цетрон купцом не был, а Альтсин сомневался, чтобы тот так сильно врос в свою роль. Но не походило это и на привычную активность, разве что Толстяк забросил гильдию и занялся так называемой добропорядочной жизнью, подбив на это еще и своих людей. Мысль была интересной и совершенно недостойной того, чтобы ее запомнить.

Вор почувствовал первый укол беспокойства в тот миг, когда перед складом остановились несколько рыбаков. Ничего необычного для порта, пусть в эту пору дня бо́льшая часть лодок и прочесывала сетями море, и Альтсин не обратил бы на них внимания, когда б не узнал двоих. Это были люди Рвисса, главаря одной из трех сильнейших групп контрабандистов Понкее-Лаа. Их обиталище располагалось в районе Цетрона, а потому порой доходило до конфликтов, а раз-другой при помощи стилетов, ножей, палок и арбалетов доводилось решать, кто, собственно, правит в этой части порта. Альтсин сам некогда принимал участие в таких ночных переговорах, на которых горели лодки контрабандистов, а волны слизывали с пляжа кровь.

Присутствие их под домом не обещало ничего хорошего. Но, как он уверился через миг, их было всего пятеро, а потому – возможно, это обычные дела? Вор наполнил кубок до краев. Не впервые…

Бегут! Разбегаются! Наконец-то!

Его кавалерия бросается в последний натиск, пехота ломает строй и бежит за противником. Он сдерживает их приказом, врагу и так некуда отступать, единственная дорога ведет на мыс, на его кончик, поросший мертвыми и высохшими деревьями. Там они поставили последнюю линию обороны, деревья могут уберечь их от всадников, а битва в лесу – это всегда больше драка, чем сраженье, а потому численное превосходство противника там менее значимо.

Он останавливает погоню в паре сотен шагов перед стеной деревьев. Сухая трава трещит под копытами коней, некогда здесь было мокро, но теперь – почти пустыня.

Он выравнивает строй, чувствует на себе взгляды ближайших воинов. Их нетерпение. Ударим. Ударим сейчас!

Он щелкает пальцами – и на землю слетает искра. Медленно опускается на сухую траву – и в небо тотчас выстреливает лента дыма. Потом пыхает огонь, а легкий ветерок гонит его в сторону леса. Пламя растет, обретает силу, с каждой пожранной травинкой раскидывается все дальше, и через миг между деревьями вырастает стена огня. Он удерживает пламя на месте достаточно долго, чтобы никто не сомневался, кого оно слушается, а потом высвобождает больше ветра.