Чешское время. Большая история маленькой страны: от святого Вацлава до Вацлава Гавела - Андрей Шарый

Часы на Еврейской ратуше (1764), Прага. Архитектор Себастьян Ландесбергер

Мордехай Майзель был богатым, щедрым и хитрым евреем. Он одалживал деньги сначала императору Фердинанду I, потом императору Максимилиану II, а потом еще и императору Рудольфу II. Он не поторапливал венценосных должников, не наседал с погашением процентов. Мордехай Майзель даже был — в конце XVI века невиданное для еврея дело! — допущен к венскому двору, после того как снарядил целую армию воинов Христовых на войну за чужую для него веру против османов.

Подозревают, что в ту пору у Рудольфа II была и другая причина для милостивого отношения к иудею: Майзель оплатил расходы по закупке передового по меркам доиндустриальной эпохи оборудования для императорской кухни. На деньги Мордехая воздвигнуто практически все, что осталось в сегодняшнем пражском районе Йозефов от прежнего Еврейского квартала, кроме разве что заложенной в XIII столетии готической Староновой синагоги (как утверждает легенда, этот храм построили прибывшие из Иерусалима ангелы) да самых древних кладбищенских плит. Майзель, состояние которого было сопоставимо с богатством габсбургской казны, выкупил у императора для своих пражских соотечественников множество послаблений. Он построил и содержал школу для бедных детей, театр, Еврейскую ратушу, религиозную школу, больницу, общественные бани. Да не просто общественные бани, а еще и отдельные женские очистительные общественные бани. Все это созидалось руками пришлых наемных рабочих, евреям заниматься строительством запрещалось, а ангелы, возведя Староновую, в Праге уже не появлялись. На деньги Майзеля расширили (правда, все равно оказавшееся тесным) кладбище, засадив его тенистыми деревьями, замостили улицы, расставили фонари. Талерами старшины еврейской общины оплачено строительство Майзеловой (для членов его семьи) и Клаусовой (на месте небольших зданий для омовения покойников, «клаусов») синагог, равных которым по красоте, как считается, немного найдется во всем еврейском мире.

Майзелова синагога в пражском квартале Йозефов (1590–1592)

Майзель управлял кварталом с населением примерно в тысячу человек разумно, рачительно и с выгодой, так опытный менеджер руководит своей корпорацией. Однако евреи Праги, города פראג, по сей день почитают его память не только за это. Историки указывают, что именно Мордехай Майзель заложил основу для превращения пражского гетто, религиозно-национального сообщества, в секулярную организацию, культурное и экономическое влияние которой распространилось далеко за врата Еврейского квартала. Несмотря на все гонения, которым то в большей, то в меньшей степени, но на протяжении многих веков подвергались жители гетто, отцы Праги отдавали себе отчет в том, что без своих евреев им не обойтись, так же как не обойтись им без своих чехов и немцев. И в этом тоже кроется добродушный юмор автора гравюры с латинской надписью «Прага — мать сынов Израилевых». Понимал это, вероятно, и талантливый администратор и крепкий хозяйственник Мордехай Майзель. Еврейский квартал есть его главное наследие: этот благочестивый и щедрый человек умер 73-летним, не оставив детей ни одной из двух жен — ни Чаве, ни Фрумине. После смерти Майзеля в 1601 году по указу его императорского величества все имущество — кроме того, что спрятала находчивая Фрумина, — конфисковали.

Такое случилось не впервые: положение евреев в Богемии и в средние века, и в Новое время было, скажу так, «среднеевропейским», то есть получше, чем в одних странах, но похуже, чем в других. При «хороших» властителях им удавалось откупаться, при «плохих» ситуация становилась почти отчаянной, но никогда большинство соподданных — что чехи, что немцы — не считали «инородцев» равными себе, как бы лояльно евреи ни относились к чужой религии и к власти, которую, наверное, хотели бы считать своей. Элегантно высказался о народной судьбе в начале ХХ века пражский раввин Рихард Федер: «Мы были везде и нигде, потому что были не слишком многочисленны и ни у кого не стояли на пути. Одного мы хотели, одного добивались безуспешно: чтобы никто не мешал нам писать первую букву в слове „еврей“ заглавной, а не строчной».

Летописи свидетельствуют: первые евреи появились в долине Влтавы еще до прихода славян (активисты национальной идеи знают точно: раньше на 72 года). Известно, что княжеское разрешение селиться в Праге евреи получили в 995 году в знак благодарности за помощь, оказанную христианам в борьбе против язычников. Тысячу лет назад купец Ибрагим ибн Якуб, сам из арабоязычных евреев из мавританской тогда Испании, писал: «Город Фрага построен из камня и песчаника, и это большой торговый город. Славы приезжают сюда с товарами из королевских городов. Мусульмане, евреи и правоверные из восточных земель тоже привозят товары».

Но ненависть часто оказывалась сильнее торговли. В 1096 году, во время первого крестового похода, в Праге случился и первый погром: евреев обращали в христианство против воли, а тех, кто сопротивлялся, убивали. В 1150-м, при князе Владиславе II, евреи получили разрешение окружить свои кварталы стенами и закрывать на ночь ворота. Но и ворота, которых было то шесть, то восемь, не спасали. Новая трагедия произошла в 1389 году: пасхальные праздники Прага «отметила» пожаром в Еврейском квартале и гибелью сотен его жителей, в том числе укрывшихся в синагогах детей и женщин. Тогдашний владетель Чешских земель Вацлав IV был милостив ко всем своим подданным; законы при нем охраняли и евреев тоже. Поэтому зачинщиков погромов, кого нашли, покарали, а вообще справедливость выглядела так: оставшихся сиротами еврейских детей отдали в христианские семьи и окрестили. Отобранное у грабителей имущество не вернули хозяевам, а реквизировали в пользу казны. Королевское благоволение и прежде бывало странным. В середине XIII столетия, при Пржемысле Отакаре II, евреи пользовались такой привилегией: еврей мог быть обоснованно обвинен в том, что пьет христианскую кровь, только в том случае, если в подтверждение святотатства присягали три свидетеля-христианина и три свидетеля-иудея. Если таковых не находилось, обвинителей ждала смерть. Однако порой, чего скрывать, выявляли и «кровопивцев».