Бьющееся стекло - Нэнси-Гэй Ротстейн

Джуди окинула взглядом расстилавшуюся перед ней молчаливую темную гладь озера.

Трудно было припомнить, когда прежде чувствовала она себя столь одинокой. Хотелось надеяться, что Шейн получил известие о ее возвращении в назначенный день. И почему только она сразу не полетела из Лондона домой?

В деревне зазвонили церковные колокола. Высоко на утесах Бисбино в завораживающем вращении мелькали зеленые, красные и белые огни маяка. Джуди подняла взгляд и увидела в ночном небе насмешливый профиль оранжевой, как апельсин, луны.

Барбару разбудил деликатный стук в дверь. Он повторился. Сквозь планки закрывавших окна от потолка до пола жалюзи пробивался свет. Было время вставать, но тело с эти не соглашалось. Ощущение свежести накрахмаленных простыней, удобная кровать с резными в стиле ампир спинками — все это вызывало желание продлить идиллический момент пробуждения.

Словно издалека донеслись звуки открывающейся двери, катящейся тележки и раздвигающихся жалюзи. Ее омыло теплым солнечным светом.

— Buon giorno, signora[7], — с этими словами неведомый благодетель исчез.

Оставаясь в постели, Барбара перекатилась к окну, поближе к свету. Снаружи, за балконной решеткой, ее поджидало очаровательное утро.

Небо было безоблачным и ясным, водная гладь, почти не потревоженная плывущей по озеру узенькой лодкой, поблескивала в лучах солнца. От самой кромки воды вздымались холмы.

Потянувшись, Барбара снова откинулась на спину: синева лепнины и карниза под высоким потолком создавали впечатление, будто и она лежит под плывущим пологом неба. Не желая больше мешкать, Барбара расширила обзор, потянув на себя застекленные балконные двери и вышла на балкон.

Солнце слепило глаза, но прямо над ней находилась раздвижная рама навеса, а чуть пониже — металлическая ручка. Развернув над балконом оранжевый зонтик, она погрузилась в шезлонг, стоявший рядом со столиком на колесиках, на котором ей доставили завтрак. Упитанная коричневая птица, дергавшая за торчавший из плетеной хлебной корзинки завиток круассана, вспорхнула на перила балкона и, усевшись там, принялась рассматривать Барбару, вопросительно склонив набок головку. Это побудило саму Барбару обратить внимание на стоявшие перед ней деликатесы: супницу с йогуртом, загустевший, с корочкой, мармелад, хрустящие круассаны и стакан сицилийского апельсинового сока. Отхлебнув красного, непривычно сладкого сока, она принялась разглядывать окрестности.

На переднем плане в берег полукругом вдавалась бухта, усеянная в беспорядке стоявшими тут и там на якоре лодками и маленькими суденышками. Часть перешейка поросла заслонявшими причал деревьями, кроны которых издали казались сплошным зеленым зонтом. Пофыркивавший у пристани подошедший из Комо паром спустя несколько мгновений отчалил и, выйдя на середину озера, взял курс на Беладжио.

Он проплывал прямо под балконом, и Барбара рассеянно наблюдала за его медленным завораживающим движением.

Ее размышления прервал донесшийся справа, из примеченной ею еще вчера деревеньки, колокольный перезвон. С балкона можно было разглядеть не только очаровательную церквушку с возвышавшейся надо всеми строениями деревни серебристой колокольней, но и площадку звонницы, с висевшими в проемах колоколами и приводившими их в действие вращавшимися колесами — механизмом курантов. Звук был тягучий и размеренный, сильно отличавшийся от слышанного ею по прибытии.

Барбара посмотрела на часы, поняв по числу ударов колокола, что они неточны. Вчера после ужина она перевела их на шесть часов вперед, что должно было соответствовать местному времени, но, будучи слишком усталой, ни с какими здешними часами не сверилась. Теперь ей следовало поторопиться, чтобы не опоздать на начинавшиеся в девять часов спортивные занятия. Хорошо еще, что она выбрала континентальный завтрак, и ей не придется спускаться в столовую. Покинув балкон, Барбара торопливо направилась ко встроенному шкафу, достала коричневые брюки, рубашку с короткими рукавами и спортивную сумку, после чего, поспешно наложив макияж и взбив волосы перед зеркалом в раме с резными изображениями ангелочков, снова вернулась к шкафу. Вынув из кармана чемодана блокнот, она положила его в сумку и огляделась в поисках ключа. Тяжелый металлический ключ на брелке с эмблемой отеля лежал на инкрустированном комоде: из золоченой рамы над ним соблазнительно улыбалась дама в одеянии девятнадцатого века, с обнаженными плечами и каштановыми локонами. Взяв ключ и выйдя из номера, она торопливо зашагала по широкому коридору, увешанному портретами величественных аристократов в пышных кружевах. Проходя под их взглядами, Барбара подумала, что кавалеры из этой галереи были бы под стать даме, оставшейся в ее номере.

Путь через фойе пролегал мимо стойки консьержа.

— Buon giorno, signora, — промолвил немолодой служитель и, взглянув на нее поверх очков в тонкой металлической оправе, ворчливо добавил:

— Вы совершенно напрасно так спешите.

— А который сейчас час?

— Разве вы не видите? — он указал на стоявшие поблизости на полке часы. — Половина девятого.

— Но эти колокола, я думала, они звонят по часам.

— Обычно так оно и есть… Но не сегодня. — На его лице появилось печальное выражение, морщины сделались глубже. — Nella campagna la morte[8]. В деревне умер человек. Молодой человек. Это можно определить по звуку колоколов. Если умирает старик, они печалятся. Звонят вот так: бом… бом… — консьерж попытался сымитировать траурный звон. — Но если умирает молодой, они печалятся дольше, и звон более тягучий. Колокола призывают людей проводить усопшего в последний путь… Вам не стоит так спешить.

Больше не боясь опоздать, Барбара двинулась к ресторану, любопытствуя узнать, что предлагается там на завтрак, и нашла, что представленные образцы угощения никак не соответствуют ее представлениям о диете или оздоровительном питании. На полках, рядом с графинами, доверху наполненными темным, красноватым соком сицилийских апельсинов, красовались запотевшие серебряные ведерки с шампанским «Мом». Поблизости, под навесом, который в соответствии с общей стилистикой отеля поддерживали мерцающие столбики, стоял передвижной столик с великолепными омлетами. Шеф-повар отеля, присутствовавший здесь же в полном поварском облачении, рекомендовал отведать вареных яиц, представлявших собой отнюдь не заурядную закуску: желтки были извлечены, а белковую оболочку клиентам предлагалось по их выбору наполнить начинкой из расставленных поблизости керамических мисочек — трюфелями, резаными перцами, очищенными томатами, морковью, горохом и тертым сыром.

У стены напротив, на скатертях цвета фуксии размещались подносы с тем же набором продуктов, какой был подан Барбаре в номер, дополненным, однако, плетеными корзинками свежих фруктов: персиков, абрикосов, киви, слив и клубники. Не устояв перед искушением отведать первый в этом сезоне персик, она положила один на тарелку и остановилась у входа в ресторан, между вазами с маргаритками.