Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры - Владимир Петрухин

Никаких культовых изображений, идолов и т. п. на «святилищах» не обнаружено (на предполагаемых святилищах в Ганачевке и Звенигороде объектом культа мог быть камень, напоминающий антропоморфную стелу[206]). Это может быть связано с их специальным уничтожением, описанным летописью: принявший крещение в Корсуни, Владимир в 988 г. велел ниспровергнуть, изрубить или сжечь деревянные кумиры в Киеве, Перуна же волочить вниз к Днепру и спустить по реке к порогам — за пределы Русской земли. Условия обнаружения редких языческих изваяний на Руси, возможно, свидетельствуют об историчности обряда низвержения в реку языческих кумиров. Это относится к знаменитому Збручскому идолу, найденному в реке Збруч (приток Днестра) в 1848 г., упомянутой стеле из городища Ржавинцы и каменному изваянию, обнаруженному при расчистке р. Шексны в округе древнерусского Белоозера (Захаров 2004, рис. 27).

Одним из самых пространных мифологических текстов в славянской традиции является список богов пантеона, установленного князем Владимиром в 980 г. в Киеве, согласно «Повести временных лет». Утвердившись в Киеве и отправив непокорных варягов в Царьград, Владимир учреждает пантеон: «постави кумиры на холму внѢ двора теремнаго: Перуна древяна, а главу его сребрену, а усъ златъ, и Хърса, Дажьбога и Стрибога и Симарьгла и Мокошь. И жряху имъ, нарючюще я богы, и привожаху сыны своя и дъщери, и жряху бѢсомъ, и оскверняху землю требами своими. И осквернися кровьми земля Руска и холмотъ» (ПВЛ. С. 37) (см. рис. 74, цв. вкл.). Описание идольских жертв в летописи — цитата из Псалтири; в Псалме 105 (35–38) избранный народ обличается в том, что смешался с язычниками в Ханаане и служил «истуканам их» (ср. о почитании идолов на высотах — «холмах» — Пс. 77, 58). Для монаха-летописца они не были богами — это были лишь деревянные идолы, в которые могли вселиться бесы. Поэтому летописец ничего не рассказывает об этих богах, а русские книжники не пересказывают языческих мифов (для них это — бесовщина). Атрибуты Перуна — серебряная голова и златой ус также ориентированы на библейский образец описания идолов (ср.: Петрухин 2000. С. 257 и сл; Зубов 2004. С. 243 и сл.).

Аутентичность летописного списка подвергается сомнению со времен А. А. Шахматова (1906): знаменитый исследователь летописных сводов обратил внимание на то, что рассказ о пантеоне и требах в Киеве завершался упоминанием церкви святого Василия, поставленной Владимиром на месте требища по крещении, и обещанием летописца вернуться «на предьнее» — что обнаруживает вставку в летописный текст. Далее действительно рассказывается об установлении кумира в Новгороде посадником Добрыней, причем в лаврентьевском варианте ПВЛ кумир остается безымянным, а ипатьевская редакция и Новгородская первая летопись (НПЛ. С. 128) свидетельствуют, что Добрыня «постави Перуна кумир». Шахматов колебался при реконструкции первоначального текста: поскольку описания пантеона содержались и в ПВЛ, и в НПЛ, и список богов должен был присутствовать в так называемом Начальном своде 1090-х гг., то реконструкция касалась гипотетического киевского Древнейшего свода 1030-х гг.

Были ли упомянуты имена языческих богов в первоначальном летописном тексте? А. А. Шахматов сомневался в этом, и его сомнения поддержал Е. В. Аничков (1914. С. 107): писание запрещало поминать «бесовские» имена языческих богов (Псалом 15, 4). Но Перун упоминался в большей части древних летописных списков, что давало основание для предположения об упоминании Перуна как единственного кумира, поставленного в Киеве и Новгороде при Владимире. Х. Ловмяньский (Ловмянский 2003. С. 95) полагал даже, что Владимир учредил в Киеве некий «прототеизм», призванный противостоять монотеистическим религиям, распространяющимся в Восточной Европе: он напоминал в связи с этим о «прамонотеистическом» культе праславян, которые еще в VI в. поклонялись, согласно Прокопию Кесарийскому, «одному богу» — громовержцу (ср. анализ историографии, связанной с представлениями о языческом единобожии, — Клейн 2004. С. 150).

Правда, лингвистический анализ текста показал, что речь у Прокопия шла все же об одном, хотя и главном, из богов (Свод: 183). Политеизм у славян-язычников, в том числе восточных, подтверждается упоминанием, по крайне мере, двух богов, Перуна и Волоса, в аутентичных текстах — договорах руси с греками под 907 и 971 гг. (ПВЛ).

Политеистические коннотации сквозят и в летописном противопоставлении Владимира Соломону, необходимом в историческом контексте грядущего крещения — спасения. Под 980 г., после описания кумиров, поставленных Владимиром в Киеве, летописец перечисляет его детей от разных жен, а затем число наложниц: «а наложниц бъ у него 300 Вышегородъ, а 300 в Бълъгородъ, а 299 на Берестовъ в селци… И бъ несыт блуда, приводя к собъ мужьски жены и дѢвицѢ растьляя. Бъ бо женолюбець, якоже и Соломанъ: бъ бо, рече, у Соломана жен 700, а наложниц 300. Мудръ же бъ, а наконець погибе; се же бе невъголос, а наконець обръте спасенье» (ПВЛ. С. 37). Действительно, деяния Владимира представляют некую инверсию деяний Соломона, ибо тот сначала обустраивает свою землю и строит Храм, а затем под влиянием языческих жен начинает поклоняться их идолам. Владимир же, приняв крещение, ниспровергает кумиров и вступает в законный брак с «царицей» Анной (для которой и оставлена «вакансия» в списке 999 жен и наложниц).

Отказ князя и бояр от языческих культов — разрушение капища и низвержение кумиров — практически лишало эти культы смысла, так как князь в славянской дохристианской религии был и верховным жрецом. Как жрец, Владимир «учредил» пантеон, который затем сам ниспроверг. Очередное обращение социальных верхов к новому культу, очевидно, было не столь уж необычным для киевлян (тем более что христианская община уже с середины Х в. существовала в Киеве). Низвержение кумиров, однако, описывается в летописи как церемониальный государственный акт, символизирующий отказ от прошлого. Когда крещеный князь вернулся в Киев из Корсуня, «повелѢ кумиры испроврещи, овы исѢщи, а другие огневи предати. Перуна же повелѢ привязати коневи къ хвосту и влещи с горы по Боричеву на Ручай, 12 мужа пристави тети жезльемь. Се же не яко древу чюющю, но на поруганье бѢсу […] Влекому же ему по Ручаю к Днепру, плакахуся его невѢрнии людье, еще бо не бяху прияли святаго крещенья». Владимир повелевает спустить Перуна вниз по Днепру и не давать идолу пристать к берегу, пока он не достигнет порогов — покинет пределы Русской земли (ПВЛ. С. 52).

В историографии это действо сравнивается с уничтожением календарных чучел-фетишей типа масленицы и костромы (или кострубоньки — чучела из «коструба», соломы): чучело, воплощающее зиму, смерть и т. п., «почиталось» в течение традиционного календарного праздника, а потом уничтожалось, устраивались его потешные похороны — его разрывали, сжигали или топили в реке. Если сравнивать низвержение Перуна с этими действами, то, значит, последние «погребальные» почести воздавались Перуну, вопреки интерпретации летописца, не как разукрашенному обрубку дерева, а как божеству (ср.: Васильев 1999. С. 225 и сл.). Действительно, «пускать по воде» в фольклорной традиции означало отправить на «тот свет» (СД, т. 4. С. 354–357), но едва ли плач «неверных» по Перуну можно сравнивать с карнавальным оплакиванием фольклорного Кострубоньки и прочих фетишей.