Университет - Бентли Литтл

Джим собирался проскочить мимо Килера, проскользнув по скользкому полу, как в бейсболе, когда игрок въезжает в «дом»[91], а потом проскочить под мачете и добраться до двери; но он испугался, что Брант узнает о его плане, если Паркер о нем подумает, так что он представил себе и сконцентрировался на совсем другом сценарии, в котором бросается на Бранта и бьет ему в глаз отверткой.

Все это пронеслось у него в голове за те три секунды, которые потребовались, чтобы преодолеть расстояние между ним и Брантом, и хотя он старался вообще ни о чем не думать и ни на чем не зацикливаться, Джим молился, чтобы его мысленный обман продлился достаточно долго, чтобы Килер успел запутаться и позволить ему убежать.

Он нанес ложный удар, притворившись, что целится высоко, а потом проскользнул вперед ногами под двигающейся рукой Бранта и услышал, но не увидел, как мачете рубануло воздух у него над головой. Отвертку он воткнул в ногу Бранта, услышал его крик, услышал, как тот упал, но не обернулся, а вскочил на ноги, распахнул дверь и вылетел из библиотеки.

У него получилось! Спрыгнув со ступенек, Джим бросился в центр двора, где присоединился ко всем остальным, которые ждали его, стоя над мертвой крысой размером с немецкую овчарку.

Паркер тяжело дышал и постоянно оглядывался через плечо, но ни Брант, ни другие его преследователи из библиотеки не выбежали. Килера он не видел – вполне возможно, тот все еще корчился на полу, но остальных было видно; прижав лица к окнам и автоматическим дверям, они что-то кричали Джиму вслед, не предпринимая при этом никаких попыток последовать за ним на улицу.

– Ну что, удалось? – спросила Фэйт.

– Да, – ответил Паркер и понял, что отлично себя чувствует. И не потому, что он такой доблестный и совершил то, что необходимо было совершить, а потому что был возбужден и хотел поскорее услышать взрывы и увидеть огонь.

Он надеялся, что все психи в библиотеке исчезнут в пламени этого взрыва.

Джим постарался прогнать эту мысль.

За спиной Фэйт, в темноте, он увидел движение, услышал какие-то звуки, но прежде чем смог об этом сказать, их окружили человек восемь-девять преподавателей, которые одновременно появились из листвы деревьев. Все они были одеты в одинаковые черные мантии странного фасона. Джим узнал доктора Янкса, своего бывшего преподавателя философии, и доктора Хикмана, читавшего курс по законодательству в области коммуникаций.

– Ученый совет факультета, – прошептал ему на ухо Фарук.

– И что, по-вашему, вы сейчас собираетесь сделать? – задал вопрос доктор Янкс. Он обращался к Йену, но ответил ему Бакли:

– Именно то, что сделали бы на нашем месте и вы, если б не были дерьмовым фашиствующим предателем.

– А я не с вами разговариваю, вы, коммунистишка гребаный.

– Именно то, что сделали бы на нашем месте и вы, если б не были дерьмовым фашиствующим предателем, – повторил Йен.

Как по команде, члены ученого совета скрестили руки на груди.

– Но вы ведь тоже часть Университета, – сказал Янкс. – Так что себе вы тоже навредите.

– Да сожри ты свое говно и сдохни, – опять подал голос Бакли.

– Я не с вами разговариваю. – Янкс резко отвернулся от него.

– А я с тобой. – Бакли рывком повернул его к себе.

Когда раздался первый взрыв, весь свет вырубился. Окна на первом этаже библиотеки вылетели на улицу, и их сверкающие осколки предшествовали ярко-оранжевому облаку огня. Лампы выключились и во всех остальных зданиях, так же как и фонари, стоявшие вдоль дорожек. Земля задрожала, вздыбилась – и раздались невероятно громкие вопли, мучительные крики раненого зверя, звучавшие из библиотеки, из Нельсон-холла, из зданий физфака и биофака и из громадной дыры в земле. Все эти крики, соединившись, превратились в один могучий рев.

Когда взрывчатка сработала, Джим почувствовал странный приступ боли в груди; пока рвались мины на третьем этаже и рассыпалось само здание библиотеки, боль все усиливалась.

Они стояли слишком близко, и летающие вокруг обломки вполне могли похоронить их под собой, так что Джим схватил Фэйт за руку и потащил ее дальше по двору, подальше от библиотеки, стараясь не обращать внимания на эту боль в груди. Фэйт тоже держалась за грудь, так же как и Фарук, Йен и Бакли, ковылявшие за ними. Все они, казалось, испытывают сильную боль, и лица их были искажены гримасами. Одетые в черные мантии члены факультетского ученого совета с воплями попадали на землю, и их высокие голоса звучали в унисон с глубоким и более громким ревом.

Тут Джим понял, что все они – часть этого Университета, как бы ни хотелось им думать иначе, как бы они ни верили в свою автономию и независимость. Ученый совет прав. Причинив боль Университету, они причинили ее себе.

А что произойдет, если им удастся уничтожить Университет?

Боль в груди стала настолько невыносимой, что Паркер остановился и вскрикнул; ему казалось, что его мускулы готовы порваться. Но внезапно напряжение уменьшилось. Затих крик Университета, этот монструозный вопль, объединивший в себе звуки ломающегося металла, разлетающегося в разные стороны стекла и разбивающегося о землю бетона.

Боль в груди постепенно стихала. Джиму не хватало воздуха, поэтому он вздохнул как можно глубже. И взглянул на Йена. Преподаватель смотрел на лежавших членов ученого совета.

– Давайте уходить отсюда, – предложил он и направился к выходу из кампуса. Бакли и Фарук медленно последовали за ним. Джим сжал руку Фэйт, и они двинулись следом.

Вокруг них и прямо перед ними кричали люди, но эти крики были ободряюще нормальными – обычные крики паники и ужаса, – и Джим с радостью к ним прислушивался. Атмосфера чужеродной нереальности, окружавшая их с того самого момента, когда они в полдень вышли из конференц-зала английской кафедры, исчезла, ее магия испарилась, и хотя всё еще находилось в состоянии хаоса и полной неразберихи, теперь это действительно были хаос и неразбериха – и ничего более.

Неужели все закончилось?

Фарук остановился, обернулся на горящие руины библиотеки и присвистнул.

– Вау, – сказал он, – а этот Стивенс знал что делает.

Джим согласно кивнул.

– И это всё? – спросил Бакли.

Йен мрачно посмотрел на него.

– Теперь нам надо найти фургон, достать из него взрывчатку и взорвать остальные здания.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга.

– А что будет, когда мы их взорвем? – не унимался Бакли. – Полагаю, все вы почувствовали то же, что и я. – Он похлопал себя по груди.

Эмерсон кивнул.

– Эти уроды были правы. Мы сделали Ему больно – и почувствовали это на себе. А что же будет, если мы прикончим Его? Если уж на то пошло, клетки не могут жить после того, как организм умирает.