Записки капитана флота - Василий Головнин

В порядке всякого рода японцы очень много походят на англичан: так же, как и англичане, они любят чистоту и крайнюю точность; как у англичан на всякой продажной безделице бывает печатный билетик, означающий название, цену и употребление вещи, имя мастера или фабрики, а иногда и похвалу оной, так точно и японцы почти все товары продают с подобными печатными эпиграфами; даже табак, помаду, зубные порошки и другие безделушки обвертывают в бумагу, на коей напечатаны известия о достоинстве и доброте вещи. Также и порядок, наблюдаемый ими при укладке товаров, не уступает нашему, европейскому. Для сарацинского пшена и всякого рода хлебных растений они употребляют соломенные мешки. А для жидкостей ни бочек, ни бочонков у них нет, но все они, как то: сотчио, саке, соя и прочее – наливаются в кадки, вмещающие в себе от трех до четырех ведер. Кадки сии, кроме деревянных, не имеют никаких обручей и кверху шире, а в верхней доске находится небольшое отверстие, по большей части четырехугольное; лучший сорт саги возят японцы в небольших глиняных кувшинах. Материи же всякого рода, чай, посуду и другие хорошие вещи всегда укладывают в ящики. Что же принадлежит до богатых шелковых материй, то каждый кусок оных кладется в особенный ящик, сделанный из весьма тонких досок, и на всяком ящике есть надпись, означающая род товара, имя мастера, меру или количество и прочее.

Во всякой торговой гавани находится особенная контора, соответствующая нашей таможне, которая надсматривает над нагрузкой и выгрузкой товаров, наблюдает, чтоб тайным образом ничего не было ни с судов, ни на суда привезено, взыскивает пошлины и имеет разные другие обязанности, к торговле относящиеся. Пошлины, или подать, почти со всех привозимых товаров купцы должны платить в казну императора или княжескую, смотря по тому, в чьих владениях порт находится. Для надзора над стоящими в гавани судами японцы имеют чиновника, коего должность во многом сходствует с должностью наших гавенмейстеров, а сверх того, он же бывает начальник и над лоцманами. Перед отправлением нашим в Россию, будучи в Хакодаде, мы жили в одном доме с сим гавенмейстером и видели, что всякое утро приходило к нему множество корабельщиков и другого звания людей, а посему имели случай узнать, что должность его немаловажна.

Для выгод торговых людей и облегчения самой торговли правительство издает печатные листки или, так сказать, коммерческие газеты, содержащие в себе известие о ценах главных товаров в разных частях империи. На таковой же конец публика извещается чрез подобные листки о урожае сарацинского пшена и других земных произведений во всех областях. Даже начиная со времени всхода хлебных растений и до самого дня жатвы народ время от времени извещается о состоянии, в каком оные находятся в каждой провинции. Такое попечение японского правительства о благе общем и о частных пользах своего народа весьма похвально и, вероятно, будет не последней из причин, могущих уверить наших европейских пристрастных, но, впрочем, строгих судей, что уже пора им исключить японцев из числа варваров.

Чтоб распространить торговлю по всему государству и дать более способов и удобности купечеству производить оную, японцы ввели в употребление векселя и обязательства, которые у них имеют свою силу на основании и под защитой законов, как в европейских государствах. А в одном из полуденных княжеств Японии ходят ассигнации в равном достоинстве со звонкой монетой.

Деньги в Японии употребляются трех родов: золотые, серебряные и медные; сии последние бывают круглые с дырами на средине, сквозь которые нанизывают их на шнурок и так носят вместо мешка или кошелька. Монеты сии называются по-японски мон. Японцы, увидев нашу копейку, сравнивали оную со своими деньгами и считали в ней четыре своих мона. Золотые и серебряные монеты у них бывают продолговатые, четырехугольные и в толщину более империала; на каждой из них означены название и цена, год чекана и имя мастера. Впрочем, не имев случая узнать ни пробы металла, ни вес оных, я не могу сравнивать их в цене с нашими деньгами.

Самая обширная торговля сухим путем отправляется в городе Кио, столице духовного императора, ибо сей город не есть приморский, а будучи весьма многолюден и богат всякого рода фабриками, привлекает купцов из всего государства, которые для привоза своих товаров и для вывоза ими тут покупаемых не имеют способов водяного сообщения. Из приморских мест Эддо, столичный город светского императора, отправляет самый важнейший торг по всей империи, а после него славнее всех город Осака, лежащий от Эддо к юго-западу в расстоянии 120 японских ри (около 500 верст). Впрочем, во всяком почти княжестве, коего часть прилегает к морю, есть богатые торговые города.

В Европе уже известно, что торговля японцев с иностранцами весьма ограничена. Причиной такой ограниченности есть недоверчивость японского правительства к европейцам и дурное оного мнение об них, к чему подали повод сами же европейцы своими поступками в Японии. Впрочем, как бы то ни было, справедливо ли японское правительство в своих правилах или нет, оставим то на рассуждение другим, а я скажу только, что японский народ вообще желает иметь торговлю с иностранцами, а особливо с европейцами, но просвещенные японцы судят о сем предмете таким образом: «Народ повсюду слеп в отношении к государственному правлению и знает только ощупью то, что перед ним находится, а на два шага вперед уже ничего не видит; от сего может легко свалиться в пропасть, если не будут водить его люди зрячие, и потому японцы, не рассуждая о дурных следствиях, могущих произойти для них от тесных сношений с иностранцами, видят лишь одни личные выгоды, которые в состоянии доставить им торговля с ними».

До покушения европейцев ввести в Японию христианскую веру государство сие производило обширный торг по всему Востоку: японские корабли не токмо плавали в Китай и по разным Индийским островам, но и в самую Восточную Индию, которую японцы называют Теньдзигу. Но христианская вера, или, лучше сказать, католические проповедники оной так настращали сей народ, что правительство японское по истреблении христианства за два века перед сим запретило под смертной казнью японским подданным ездить в чужие земли, да и чужеземцев допускать в свое государство правилом поставило не иначе, как с великой осторожностью и притом весьма в малом числе. Ныне японские корабли могут только торговать в Корее и на Ликейских островах, и то потому, что обитатели сих стран некоторым образом находятся под властью японцев, платя им дань, а к себе они допускают для торгов суда вышеупомянутых двух народов и китайские в весьма малом числе.

Из европейцев же одним только голландцам позволено с ними торговать, и то на весьма ограниченных положениях и с такими предосторожностями, что живущие в Японии и приходящие туда голландцы более походят на пленников, нежели на свободных людей, торговлей занимающихся в дружеском государстве.

Китайцы привозят в Японию сарацинское пшено, фарфор, слоновую кость в деле и простую, китайку, сахарный песок, корень джинзень (ему приписывают в Китае и Японии необыкновенную силу восстановлять и укреплять ту бодрость, которую преждевременно теряют сластолюбивые люди), лекарственные растения, квасцы, разные безделушки, как то: веера, курительные трубки и прочее. А берут взамен от японцев красную медь, лак, лаковые вещи, соленую и сушеную рыбу, сушеные раковины, морскую капусту и некоторые изделия японских фабрик.