Королевская кровь. Связанные судьбы - Ирина Котова
Шрифт:
Интервал:
– Зачем вам?
– Подрабатывают шантажом, по всей видимости. – Тидусс взглянул на собеседника – тот с любопытством слушал его. – Среди аристократов. Нам нужен живец, лорд Кембритч.
Виконт захохотал.
– Господин Тандаджи, оглянитесь. Вы издеваетесь? Чем меня можно шантажировать? Моей репутации уже ничто не способно навредить.
– Вы ведь можете совершить что-то, за что вас могут посадить в тюрьму, Кембритч, – любезно пояснил Тандаджи. – Или выслать обратно в Инляндию. Или того хуже – на рудники по приговору суда. Например, сбить человека, будучи пьяным и обкуренным.
Глаза Кембритча иронично блеснули.
– Но до этого мы не дойдем, – сказал тидусс успокаивающе. – Я полагаю, хватит и угрозы тюремного заключения.
Люк курил и думал, закрыв глаза.
– Почему я? – спросил он внезапно.
– Вы подходите на роль жертвы, – бесстрастно объяснил Тандаджи, – и у вас много денег. И все поверят в то, что вы совершили нечто ужасное, как раз из-за вашей репутации, милорд. Довольно будет растрепать по секрету нужным людям из этой папочки, виконт.
– И не боитесь, что я расскажу всем и каждому о вашем предложении? – прищурился хозяин дома.
– А мы с вами договорчик составим, – легко откликнулся Тандаджи. – Удачно проведете дело – приглашу вас в штат. Нам нужны ловкие агенты. Но, – тут он снова оглядел окружающее, – до этого времени никакой наркоты, Кембритч. Продержитесь до конца задания – помогу вам забыть о ней навсегда.
– А не пойти бы вам, начальник? – зло процедил виконт, отшвыривая сигарету. – И вы меня воспитывать взялись?
Тидусс встал, снисходительно посмотрел на собеседника.
– Упаси боги, – сказал он невозмутимо, – я предложил вам выбор. Вот это гнилое болото, – он обвел рукой гостиную, – или новая, экстремально опасная жизнь и масса заданий для вашего скучающего ума. Если согласны, приходите завтра в Управление. Трезвым, – добавил Майло, перед тем как повернуть ручку двери.
Кембритч не появился ни завтра, ни послезавтра. Все это время он пил как проклятый, кололся и носился по городу в невменяемом состоянии, о чем Тандаджи исправно докладывали наблюдатели. Как ухитрился никого не сбить – удивительно. Пришел виконт на четвертый день. Брякнулся в кресло, достал сигарету и совсем другим голосом сказал:
– Ладно, давайте свое дело. Все равно меня больше ничего уже нормально не вштыривает.
Люк вписался в расследование с азартом первооткрывателя. Превосходно отыграл свою роль. Правда, первые дни провел в ломке – тогда-то и пригодились виталисты с врачами и капельницами. Не дав новоявленному агенту передохнуть, Тандаджи кинул его на второе дело, потом на третье, выбирая пожестче, поопаснее. Настоял на тренировках в тире, на занятиях по борьбе. И сам не мог налюбоваться на плоды рук своих: Кембритч был мастером импровизаций и отдавался делу с такой восторженной безуминкой, так рисковал и подставлялся, что иногда и невозмутимому тидуссу становилось страшно. Но результат перебивал все – сколько же дел благодаря ему было раскрыто с блеском, сколько преступлений предотвращено. А методы… пусть он продолжал пить, безобразничать и совращать женщин. Зато делал это с пользой для страны.
Так королевство Рудлог получило еще одного верного гражданина, а Тандаджи – превосходного агента.
* * *
Храм Всех Богов был тих и безлюден, и статуи Великих Стихий на фоне светлых стен казались настоящими колоссами. Отблески мерцающего погодного купола вспыхивали на их лицах – строгих, задумчивых, яростных, печальных и нежных, – и создавалось полное ощущение, что Стрелковский, шагая по слишком громко хрустящему песку, нарушил их уединение, время, когда они могут отдохнуть от просителей.
Игорь не сразу поехал в храм. Он колесил по городу на машине, стоял в пробках, думая о том, что ему совершенно не хочется домой, к Люджине. Он знал и видел в ее глазах все, что она не может сказать и никогда не скажет. И чувствовал себя подлецом. Потому что не может и никогда не сможет ответить.
Стрелковский обнаружил себя в спальном районе, где жила старая учительница, их с Полей «бабушка», Тамара Марковна. И хотя недавно уже был у нее, остановил машину у магазина, снова закупил продуктов, любимых старушкой конфет и пошел напрашиваться в гости.
Тамара Марковна была уютной и доброй, как пуховый платок, деликатной и интеллигентной и так живо рассказывала о своих учениках, расспрашивала о Полине и о Люджине, что он пригрелся, расслабился и успокоился. И уже в состоянии полного умиротворения поехал в Храм. Помолиться и спросить совета.
Сколько раз за прошедшие семь лет он выполнял этот ритуал – наполнить драгоценными маслами чаши у ног Божественных Стихий, поклониться, встать на колени, прочитать славословия. Шепчущий речитатив – громко он не мог, голос срывался – всегда вызывал у Игоря почти экстатическое состояние. Будто обугленная и скукоженная душа расправлялась, через невозможную боль обновлялась, со стыдом и осознанием собственной ничтожности перед огромным потоком любви, исходящей от тех, к кому он обращался. Боль приносила слезы, слезы очищали, утешали, просветляли, и душа вставала на место. Здесь он мог отдохнуть от своей тоски, от потери, которая убивала его. Там, где было тяжело, становилось легко; туда, где бушевали ярость и злость, приходили смирение и тихая печаль.
Здесь у него ничего не болело. Но снаружи, в мире, все начиналось снова.
Стрелковский скорее почувствовал, чем услышал тихие шаги со стороны келий. По песку легко ступал Его Священство, и Игорь откуда-то понял, что тот ждал его.
– Ты хотел задать вопросы, брат, – мягко и тихо сказал старый служитель. Откинул капюшон, расправил полы накидки и аккуратно уселся на песок рядом с посетителем. Стрелковский склонил голову, и Его Священство легко погладил Игоря по волосам – от руки старика становилось спокойно и светло, будто он вышел в лес ранним летним утром и дышал всей грудью, вдыхая солнце и прохладу.
– Я хочу вернуться, – признался Игорь, на миг прикрыв глаза от этой отеческой ласки. – Мне тяжело, отец.
Священник покачал головой. Глаза его казались глубокими, темными, и на секунду Игорю стало жутко. Будто не глава церкви сейчас с ним разговаривал, а кто-то из высших.
– Сюда приходят жить, брат, а не умирать, – произнес он певуче, – приходят те, кто не может жить, не служа. А ты сейчас выбираешь себе способ самоубийства.
– Я давно уже мертв, отец.
– Неужели в тебе нет ничего, что тебе дорого, брат? – тихо спросил священник. – Жить стоит даже ради крохотной искры любви, Игорь. Даже ради надежды. Да и просто жить – стоит.
Стрелковский молчал, глядя на печальную улыбку Синей Богини.
– Жизнь, – служитель говорил размеренно, будто рассказывал малышу волшебную сказку, – дается не просто так. Самоубийство не зря считается тяжким грехом, брат мой. У каждого на Туре есть своя задача. Главное – прожить жизнь до конца, принимать испытания с достоинством и смирением. Нет ничего, что дается тебе, что было бы тебе не по силам, Игорь. У каждого своя задача.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!