Педагогические размышления. Сборник - Семен Калабалин

«…всё, что было сделано за два года – рухнуло, как рушатся на пожаре горящие стропила», возмущался Семён Афанасьевич, анализируя произошедшее. 2 марта 1938 года С.А. Калабалина выпустили из тюрьмы и сняли все обвинения.

С 27 марта 1938 года Галина Константиновна – воспитатель Соколовского специального детского дома Министерства просвещения Украинской ССР (пос. Соколовка, Крижопольский район, Винницкая обл.), а Семён Афанасьевич – заведующий учебной частью.

«Дорогая Галочка и детки! – писал Семён Афанасьевич из Москвы вскоре после похорон A.C. Макаренко. – Сегодня я был принят начальником группы детских домов Мособлоно с исключительной теплотой. Мне было предложено принять детский дом в Барыбино на 500 человек. Дом этот стоит у них, что называется, поперёк горла своей запущенностью. Я дал согласие и завтра с инспектором еду туда на смотрины…». 20 мая 1939года его назначают директором детского дома № 3 Мосгороно (Барыбинский детдом, Московская область).

В воспитательной работе в Барыбино проявились высокая принципиальность, оперативная решительность, организаторская способность, постоянная трудовая и деятельная готовность, которыми располагал Семён Афанасьевич, и которые обеспечили ему быстрое педагогическое оздоровление колонии (из характеристики С.А. Калабалина). Галина Константиновна работала воспитателем Барыбинского детского дома с 31 августа 1939 года по 25 декабря 1940 года.

6 сентября 1938 года родился сынок Антоша, который умер от воспаления лёгких 17.04.1939 г. 31 октября 1939 года родился сынок Антошик (деревня Авдотьино Малинского района Московской области).

С 3 ноября 1940 года Семён Афанасьевич – директор детского дома № 60 Мосгороно с особым режимом в Сокольническом районе Москвы.

Вскоре после начала Великой Отечественной войны, 15 июля 1941 года, С.А. Калабалин призван в Красную Армию. Спустя десятилетия с некоторых документов из архивов некогда всемогущего ведомства НКВД СССР был снят гриф «секретно». Тогда же в открытой печати появились статьи и книги, посвященные разведывательной деятельности чекиста С.А. Калабалина. Наиболее содержательно об этом написали А.Е. Хинштейн и Л.П. Овчинникова. Хочется остановиться только на неизвестных фактах, рассказанных самим Семёном Афанасьевичем, дополнив их документальными свидетельствами из архива органов безопасности Горьковской области по делу разведывательной группы майора С.А. Калабалина.

Навсегда запёчатлёнными в памяти остались три эпизода из «военной биографии» Семёна Афанасьевича, услышанные из его уст во время моего пребывания в Клемёновском детском доме. Это были всего три страницы из необыкновенной, почти невероятной, повести с условным названием «Невидимый фронт разведчика Калабалина».

Расставшись с Галиной Константиновной на Ярославском вокзале 15 июля 1941 года, Семён Афанасьевич Калабалин прибыл в распоряжение «товарища Василия» и прошел десятидневные курсы специальной подготовки при учебном Центре Московской военной разведки. После завершения краткосрочного обучения он был назначен командиром отряда особого назначения и 11 августа 1941 года самолётом из Москвы был доставлен в штаб Южного фронта в село Бровары, которое расположено на левом берегу Днепра неподалеку от Киева. В ночь с 13-го на 14 августа отряд «товарища Семёна» в составе 13 десантников-разведчиков был заброшен в тыл противника для осуществления разведывательно-диверсионной деятельности на территории Винницкой и Житомирской областей Украины.

После выполнения задания разведывательной группе ровно через месяц надлежало вернуться к своим через линию фронта. Но этого не случилось… Уже сам выброс отряда произошёл крайне неудачно – парашютистов разбросало на большой территории, и встретиться командиру после приземления удалось лишь с двоими. По-видимому, немцы засекли самолет, и к месту выброски отряда были направлены многочисленные вооружённые подразделения полицаев и местных националистов-бандеровцев.

Семён Афанасьевич об этом эпизоде рассказывал нам так, что они втроём расположились на дневку в стогу сена, но были обнаружены вооружёнными людьми, которых поначалу приняли за партизан. Приказав радисту с напарником уходить для встречи с остальной группой, «товарищ Семён» решил отвлечь незнакомцев и дать возможность хотя бы ценной собственной жизни уйти товарищам. Он был приведен в деревню. По дороге одна баба спросила: «Кого это поймали?» Ей ответили: «Комиссара!» Разъяренная бандеровка бросилась к пленному с вилами в руках – и через мгновение острые зубья впились в правую ногу Семёна Афанасьевича. Затем ему был нанесен удар по голове прикладом, вслед за этим началось избиение. На первом же допросе Семён Афанасьевич назвался Наливко Иваном Андреевичем, жителем своего родного села Сторожевое, что на Полтавщине (они дружили в детстве, но потом разошлись и больше не встречались). Вскоре его передали немцам, которые положили Семёна Афанасьевича в Новгород-Волынский госпиталь для военнопленных, настолько жестоко он был избит бандеровцами. Бежать из госпиталя не удалось – его выдала одна из медсестёр, заподозрившая приготовление к побегу. В этот же день Семён Афанасьевич был отправлен в Холмский концлагерь № 319 «А» под Шепетовкой. В ноябре 1941 года его перевели в «лагерь смерти» в местечке Понятово. В этом концлагере свирепствовали тиф и дизентерия, от которых умирали тысячи военнопленных. Выжить в нечеловеческих условиях Семёну Афанасьевичу помогли хорошая физическая подготовка и закалка организма, полученные ещё в период пребывания в колонии имени Горького. В марте 1942 года последовал его обратный перевод в Холмский лагерь…

Моим одноклассником в 1962–1963 учебном году был Виталий Харин (по архивным школьным документам у него было имя Виктор). Он прибыл в детский дом из Липецкой области, что абсолютно никого не удивляло, – у нас были ребята из различных регионов России украинцы, армяне, татары, азербайджанцы, евреи, этнические немцы и т. д.

Как-то раз на одном из вечерних рапортов при коллективном обсуждении проступка Харина Семён Афанасьевич неожиданно произнес в адрес провинившегося слова, поразившие всех своим откровением: «Я встретил твоего отца в немецком плену, поверил ему. Вместе со мной он участвовал в борьбе с врагом, а потом я помог восстановить его доброе имя. Отец просил принять тебя в наш коллектив. Так-то ты отвечаешь на нашу с ним отеческую заботу?! Твой отец прошёл через тяжелейшие испытания у немцев, а потом проверку у своих, а что вытворяет этот великовозрастный оболтус?! Стыдно, глупо и непозволительно поступать так современному молодому человеку!»

О том, как сошлись военные судьбы разведчика Калабалина и Петра Яковлевича Харина, мне довелось узнать из протокола допроса П.Я. Харина в Горьковском управлении НКВД СССР после заброски его в составе диверсионной группы и добровольной явки в органы безопасности. О событиях предшествующих этому, рассказал в своих публикациях Александр Хинштейн.

«Однажды в Холмский лагерь приехал доселе никому не известный офицер, хорошо владеющий русским языком, в чине ротмистра, и начал нас вызывать по одному. Спрашивал ротмистр фамилию, образование, семейное положение, какие места СССР хорошо знаешь, и затем внезапно – желаешь ли работать против большевиков. Получив утвердительный ответ, отпускал. Я согласился, так как видел в этом деле перспективу либо бежать, либо работать на пользу своей Родины – СССР.