Детектив и политика 1991 №4(14) - Эрик Кристи

столько-то лет, сообщает он, арестовано было столько-то тысяч преступников (статистика тогда входила в моду). Содержание Сюртэ ежегодно обходилось государству во столько-то тысяч франков (называется довольно скромная сумма). Читатель, таким образом, сам может судить об эффективности, "производительности" данного учреждения. "До меня", пишет Видок, на Париж смотрели, как на всемирный вертеп, "при мне" департамент Сена стал едва ли не самым спокойным из всех французских департаментов. Возможно, здесь и не обошлось без преувеличения.***

В 1828 году по не совсем ясным причинам Видок был на время отстранен от должности и уселся писать "Мемуары"[63]. Знакомясь с приведенными здесь фрагментами, которые даются в переводе с французского, надо иметь в виду, что в издательстве "Тенон", куда Видок принес свою рукопись, она подверглась сильной литературной обработке. Можно лишь гадать, каким слогом изъяснялся отставной шеф полиции, чьи "университеты" не предусматривали курса изящной словесности.

Июльская революция 1830-го вернула было Видока на его прежний пост в переулке Сент-Анн, но через два года он вновь покинул его, на сей раз уже окончательно (кажется, не поладил с новым префектом полиции). Одним из последних его дел оказалась операция чисто политического характера. 4 мая 1832 г. большая группа сторонников Бурбонов овладела собором Нотр-Дам и ударила в набат, надеясь поднять "весь Париж". Видоку и его агентам понадобилось несколько часов, чтобы выкурить их оттуда.

Ему было уже под шестьдесят, но он не собирался уходить на покой. В 1834 г. на улице Вивьен, 13 открылось учреждение под вывеской "Видок — сыскное бюро в интересах промышленности и торговли". Создав, по его выражению, "свою собственную полицию", Видок стал первым в истории частным детективом. Новое свое дело он поставил на широкую ногу: нанял два десятка штатных сотрудников, создал сеть представителей в других городах Франции, а потом и за границей. За скромную абонентную плату — 20 франков в год — бюро брало на себя защиту клиентов от коммерческих преступлений. Начинание было своевременным, так как вслед происходившему в эти годы промышленному подъему коммерческое мошенничество расцвело пышным цветом. "Война мошенникам, безграничное доверие коммерции!" — под таким девизом развернулась деятельность нового учреждения. Хорошо разрекламированное предприятие быстро расцвело, число абонентов очень скоро достигло 8 тысяч. Еще скорее росла картотека преступников и подозрительных лиц, где со временем накопилось до 25 тысяч досье. Говорили, что "дубликаты" всех этих досье хранятся в голове, самого Видока, сохранившего, несмотря на немолодые годы, удивительно крепкую память.

На этом отрезке его жизнеописания биографы Видока пересказывают характерный эпизод. В кулуарах министерства иностранных дел генеральный секретарь этого министерства Этцель как-то неосторожно заметил, что Видок-де состарился и утратил былую способность к лицедейству. Спустя несколько дней у него добился приема некий "делегат сирийских христиан". Чернобородый монах с дубленым от солнца лицом долго и нудно рассказывал о турецких притеснениях, требовал вмешательства Франции для охраны святых мест. Этцель так и не признал в нем Видока, а когда саморазоблачение состоялось, вынужден был взять свои слова обратно.

Сыскное бюро Видока просуществовало до 1843 г., когда против него чьими-то усилиями была поднята кампания в прессе. Суть выдвинутых против него обвинений можно суммировать следующим образом: бывший каторжник всегда вел двойную игру — выполняя функции шефа полиции, он одновременно дирижировал преступной деятельностью; и его сыскное бюро служило ширмой, за которой он обделывал свои темные делишки. Дело даже дошло до судебного процесса, одного из самых громких за всю историю Франции. Суд полностью оправдал Видока и все же в его карьере как детектива была поставлена точка.

Видок умер в 1857 г., хотя был уверен, что доживет до ста лет. Последние годы своего и так, впрочем, долгого века он прожил в каморке на бульваре Бомарше в положении, близком к бедности. В продолжение длительного времени у него были весьма значительные учтенные и, вероятно, еще более значительные неучтенные доходы; куда Видок при его умеренном образе жизни подевал свои капиталы, осталось загадкой. Но он, по крайней мере, скончался в собственной постели, что для него было, как писала одна газета, "достижением", ибо "никакой иной человек не подавал в этом смысле столь мало надежд".

Другая газета так прокомментировала его смерть: "Последний побег Видока".

Ю.К.

© Майя Злобина, перевод с французского, 1991.

Я сидел в Дуэ уже пять бесконечных месяцев, а из Парижа все еще не пришел ответ на мое прошение о помиловании. Несчастье делает человека недоверчивым, и я начал опасаться, что прокурор нарочно заманил меня ложной надеждой, чтобы я не ушел в бега до отправки этапа. Пораженный этой догадкой, я горячо взялся за подготовку побега.

Надзиратель Витю, уверенный, что меня помилуют, делал мне поблажки. Мы частенько обедали с ним вдвоем в небольшой комнатке, единственное окно которой выходило на реку Скарп. Я чувствовал, что в один прекрасный день после обеда легко смогу улизнуть через это окно, по недосмотру оставленное без решетки. Надо было лишь раздобыть такой наряд, который позволит мне, когда я окажусь на воле, ускользнуть от преследователей. Я доверился нескольким друзьям, и они достали форму артиллерийского офицера, коей я обещал себе воспользоваться при первом же удобном случае.

Однажды в воскресенье вечером я сидел за столом с надзирателем и судебным исполнителем Юртелем. Вино (купленное за мой счет) изрядно развеселило сих господ. "Знаешь ли, парень, — сказал мне Юртель, — лет семь назад я бы ни за что не пустил тебя сюда. Окно-то без решетки, черт возьми! Нет, нет, я бы остерегся". "Что вы, дядюшка Юртель, — возразил я. — Надобно быть легким, как пробка, чтобы отважиться нырнуть с такой высоты! Да и река в этом месте очень глубока". "Он прав", — заметил надзиратель, и на этом разговор закончился. Но я уже решился. Вскоре пришли еще гости, надзиратель предложил сыграть в карты, и когда он особенно увлекся, я прыгнул вниз, в реку.

Услышав шум, вызванный моим падением, вся компания всполошилась; Витю вопил во все горло, призывая стражу и тюремщиков бежать за мной. К счастью, в сумерках трудно было что-нибудь различить. А моя шляпа, которую я нарочно швырнул на берег, убедила преследователей, что я сразу же выбрался из реки. Я же тем временем плыл и плыл себе по направлению к "Водным воротам",