На несколько демонов больше - Ким Харрисон

— Дженкс, ну брось. Все будет нормально, все будутживы. Я отдам Пискари фокус, и он отменит выселение. А когда все будут знать,что вещь у него, жизнь вернется к норме. И Маталина поправится.

Он ничего не сказал. Маталина не поправится, что бы нислучилось в ближайшие сутки. Но черт меня побери, если я не сделаю все, чтомогу сделать, чтобы протащить ее через ближайшую зиму. Но точно она не будетвпадать в спячку с риском не проснуться. Это я гарантирую.

Дженкс опустил крылья, вытащил большой платок и сталпротирать шпагу. Ну и ладно. Разговор получался не в кайф, и от видаогорченного Дженкса у меня самой в животе было горько. Вот стань он опятьпобольше, я бы его обняла.

И тут до меня дошло, да так, что потом прошибло. Вот этаневозможность прикосновения — то, с чем Айви живет изо дня вдень. Она не можетпритронуться ни к кому, кого любит, потому что тут же ею овладеет жажда крови.

Черт, как же все перепутано!

Я заставила себя отлепиться от бампера впереди идущеймашины. «Пицца Пискари» была уже рядом, и я хотела убраться с улицы прежде, чемменя отловит ОВ. А что-то ни одного овешника не было, и это подозрительно: ужне наблюдают ли они за мной издали, чтобы засечь, если я стану у кого-тозабирать фокус? Наверное, отправить его по почте не было самым разумнымрешением, но не совать же его в ящик под автобусным сиденьем, а отдать его Керибыло бы ошибкой. Над почтой твердо держат контроль люди, и даже Пискарипоостерегся бы прикапываться к замотанному служащему, который может и озвереть.Есть такие вещи, которые даже вампир не станет трогать.

Мы подъехали к автостоянке у пиццерии, и у меня началсямандраж, а Дженкс задергал крыльями. Да, на бумаге план был хорош, но Пискариможет быть зол на меня за тюрьму сильнее, чем я думаю. То, что это была всеголишь моя работа, ему опять же может быть до лампочки.

Я оглядела местность. У кухонного входа стояло несколькомашин — явно это не клиенты. Мотоцикла Айви не было, но у тротуара валяласьбольшая груда мусора. Видны были отделочные панели, которые закрывали окнавторого этажа, модные высокие столы и табуреты, которые поставил Кистей, —все это громоздилось теперь пятифутовой стеной между парковкой и улицей вожидании мусоровоза. Очевидно, Пискари затеял небольшие перестановки.

У меня полезли глаза на лоб и я сняла ногу с газа, когда доменя дошло, что тут и световое шоу Кистена. Металлические конструкции согнуты иперекручены, будто их отдирали от потолка лишь бы отодрать. Цветные лампочкиразбиты, а сверху стоял бильярдный стол.

— Рэйч, — сказал Джонке. — Эта груда мусоратолько что шевельнулась.

Меня пробрало страхом, сердце подпрыгнуло. Посреди кучмусора на асфальте сидел Кистен. Солнце блестело на светлых волосах. Кистейбездумным движением бросил что-то в груду мусора — там звякнуло. И вид уКистена в красной шелковой рубашке и черных полотняных штанах был совершенноубитый. Будто его тоже выбросили.

— Бог мой! — шепнула я.

Кистей поднял голову, когда я развернула машину носом квыезду, боком паркуясь по вылинявшей разметке. В абсолютно черных глазах стоялазлость—глубокая ненависть, смешанная с ощущением предательства иразочарованием.

— Рэйчел, может, не стоит выходить из машины.

Но я с колотящимся сердцем нашарила дверцу, и Дженкс вылетелпервым, агрессивный и настороженный. Кистен встал, и я, не выключая мотора, посмотрелана темный ресторан и верхние окна, выходящие на парковку. Ничего не шевелилось,кроме прилепленного на дверь листка бумаги. В тревоге я пошла к Кистену, стучасвоими крутыми сапогами.

— Кистен?

— Ты чего тут делаешь? — рявкнул он, и я остановилась,недоумевая.

Минуту постояла, слушая, как невдалеке проезжают машины,пытаясь как-то собраться с мыслями.

— Пискари нас выселил, — сказала я. Послышалсястрекот крыльев подлетевшего Дженкса. — А что случилось? — показала яна его бывший клуб, выброшенный на панель.

— Что могло случиться? — заорал он, оглядываясь намолчащий ресторан. — Этот гад меня выставил! Дал пенделя под зад, а моюпоследнюю кровь кому-то отдал!

Господи помилуй. Последнюю кровь? Это вроде как: «На, возьмивот этого и выпей хоть до дна, на здоровье»?

С участившимся пульсом я отшатнулась назад, когда Кистейнабросился на обломки своего танцевального клуба. С вампирской силой онзапустил стулом во входную дверь — металл закувыркался и заклацал по ступеням усамой двери. Ветер от близкой реки дернул меня за пряди косы, и мне сталохолодно несмотря на две надетых кофты.

— Кистей, — сказала я испуганно. — Кистей,все наладится.

Но моя уверенность утекла прочь, когда он повернулся ко мне— сгорбленный, с темным страхом и ненавистью в глазах.

— Нет, — сказал он. — Не наладится. Он менякому-то отдал вместо «спасибо». На убийство. Наразвлекуху. И никто его неостановит, потому что он тут, мать его, бог!

Сквознячок от крыльев Дженкса пощекотал мне шею, и сердцесдавило холодным железом страха. В глазах Кистена читалась смерть. Здесь, подсолнцем, она притаилась и ждала. Я отступила еще на шаг, чувствуя, какпересохло во рту.

Кистей сунул руку в кожаный карман лузы бильярдного стола ивытащил пятый шар.

— Когда Айви говорит «нет», ее превозносят за силуволи, — сказал он горько, привычным жестом взвешивая шар на ладони. — Когда я говорю «нет», меня спускают с лестницы!

Он ухнул и метнул шар — тот полетел через всю стоянку, почтиневидимый.

— Чтоб ты сдох, гад ползуний! — крикнул он, и в верхнемэтаже разбилось окно.

Дженкс приземлился ко мне на плечо, и я вздрогнула.

— Э… Рэйчел… — сказал он, рассыпая золотую пыльцу,—

Уезжай. Пожалуйста, садись в машину и уезжай немедленно.

Я сглотнула слюну, нерешительно шагнула к Кистену, которыйподобрал новый бильярдный шар.

— Кистей? — шепнула я, испуганная такойнесдержанностью. Никогда его таким не видела. — Брось, Кистен, —сказала я, пытаясь взять его за локоть. — Надо ехать.

Дженкс от меня отлетел, Кистей застыл, когда я его потянула.Потом повернулся с пустым лицом, и взгляд черных глаз из-под рассыпавшихсясветлых прядей остановил меня на месте. С таким чувством, что лучше не надо бы,я его отпустила.

— Надо ехать, — сказала я, боясь, что сейчас кто-нибудьвыйдет.

— Куда? — выговорил он сквозь горький смех, совсем несвой смех. — Я мертв, Рэйчел. Как только зайдет солнце, меня убьют.Настолько медленно, насколько им выдержки хватит. Я этому гаду отдал все, исейчас он не… — Он осекся, страх и страдание перекосили его лицо. — Ядлят него все сделал! — Ярость обманутого слышалась в его голосе. —Хренову тучу прибыли выколотил из этого бара, когда он лишился ЛСП, и сейчасон, сука, даже дотронуться до меня не хочет!