Беззвездное море - Эрин Моргенштерн

Она берется за длинный тонкий ключ, тот, что был спрятан в переплете “Судеб и сказок”, отделяет его от компаса и меча и держит на ладони. Ключ тут же заиндевает.

Она встает с кресла, заставив выпрямиться и Закери заодно. Одеяние ее рассыпается, так что парусники, моряки и морские чудовища отправляются в ледяные могилы.

Затем она плоско прикладывает ладонь с ключом к его груди, виднеющейся в распахнутом воротнике сюртука.

Ладонь ее, вжимающая раскаленный добела металл в его кожу, обжигающе холодна.

Другую руку она кладет ему на затылок и, путаясь ледяными пальцами у него в волосах, притягивает к себе ближе и тянется губами к его губам.

Все происходящее и слишком жарко сразу, и слишком холодно, и для Закери весь его мир сейчас сосредоточен в этом воображаемом в ярчайшей темноте поцелуе, который на вкус словно мед, снег и пламя.

В груди у него все стиснуто и горит, горит все сильней, и невозможно понять, где кончается лед и где он сам начинается, и как раз тогда, когда он думает, что терпеть больше нет сил, это все разбивается вдребезги – и отпускает.

Закери открывает глаза и пытается отдышаться.

Ледяное подобие Мирабель исчезло.

Ключ пропал, а меч и компас так и висят на цепочке. Отпечаток ключа выжжен на груди и останется там навсегда.

Все те ключи, что лежали под ногами и позванивали на ветках, исчезли вместе с деревьями.

Закери больше не в лесу.

Теперь он стоит в заснеженном переулке, в котором бы никогда, существуй он еще в исходном своем виде, не могло навалить такой массы снега.

Рядом с ним теперь другая фигура, изваянная изо льда. Этот персонаж поменьше ростом, чем Закери, с шапкой кудрявых волос, в очках, в толстовке с капюшоном, со школьным рюкзаком на спине. Он стоит лицом к кирпичной стене, и стена не ледяная, а настоящая, покрытая по большей части побелкой, светлая, сливающаяся со снегом.

На стене нарисована замысловато украшенная дверь.

Краски яркие, цвета насыщенные, некоторые из пигментов металлизированы. По центру, на том уровне, где положено быть глазку, стилизованная под резьбу остальных частей двери, расположена пчела.

Под пчелой – ключ. Под ключом – меч. Закери протягивает руку, чтобы коснуться двери, кончиком пальца попадает в пространство между пчелой и ключом, чувствует гладкость краски, покрывающей прохладный кирпич, и небольшая неровность поверхности выдает текстуру, кроющуюся под краской.

Это стена. Стена с нарисованной по ней красивой картинкой.

Картинка выполнена так идеально, что дурит глаз.

Закери оборачивается на ледяной призрак своего младшего “я”, но того нет. Пропал. И снег пропал тоже. Он один в переулке перед раскрашенной дверью.

Свет изменился. Предрассветное сияние прогоняет звезды. Закери тянется к нарисованной дверной ручке, и рука его обнимает собой холодный металл, круглый, трехмерный.

Открыв дверь, он ступает за порог.

И так сын гадалки, предсказательницы судьбы, обретает свой путь к Беззвездному морю.

Дориан путешествует по подземным глубинам, неся в мешке, притороченном к спине, заботливо завернутую шкатулку с сердцем Судьбы, а в ножнах – меч, который куда древнее его, но далеко не так древен, как те, кто поглядывает на него, таясь во тьме, и все они ничуть не утратили своей остроты.

Меч помнит, как попасть в цель, когда он в руке, которая умеет с ним обращаться.

Лезвие меча и обшлага застегнутого на звезды-пуговицы сюртука покрыты засохшей кровью.

Есть, как бы это сказать, твари, которые, едва он покинул постоялый двор, увязались за ним по пятам, и чем дольше он шел, тем больше их становилось.

Твари, которым нужна его жизнь, его плоть и его мечты.

Твари, которые, дай им волю, вползут ему под кожу и будут носить его, как пальто.

Бессчетно прошло лет с тех пор, как тут объявлялся хоть один смертный, им на поживу.

Они меняют свой облик, кружась вокруг. Ловят его в ловушку историй, которые были когда-то им пережиты.

Не этого Дориан ожидал, хотя Луна и предупреждала его. Все это как-то слишком правдоподобно.

Вот он в пещере, взгляд его устремлен на отдаленную точку света, и мгновенье спустя он уже на городской улице. Чувствует солнечное тепло на своем лице, вдыхает отдающий выхлопными газами воздух.

Дориан не доверяет ничему из того, что видит.

Он шагает по людному тротуару в месте, которое могло бы сойти за центр Манхэттена, когда б люди не пялились на него так откровенно. Клерки в костюмах с галстуками, пестро одетые туристы и маленькие дети – все оборачиваются и смотрят, как он проходит мимо.

С отработанным мастерством Дориан увертывается от пешеходов, избегая при этом всякого зрительного контакта.

И так он доходит до знакомого здания, по бокам которого стоят две крупные кошки.

Раньше он даже отчета себе не отдавал в том, как велики Терпение и Стойкость. Два льва больше натуральной величины следят за ним блестящими черными глазами, которые им не принадлежат.

Дориан останавливается перед библиотечной лестницей, крепче сжимая меч, любопытствуя мельком, будут ли каменные львы истекать кровью так же, как все остальное, что угодно этому месту предъявить ему на пути.

Он встает в стойку, ожидая, что львы бросятся на него, но ничего подобного, кто-то обхватывает его сзади, за шею, и с силой толкает назад, на улицу.

Вылетев на проезжую часть, Дориан врезается в дверь такси, вопль клаксона выбивает его из равновесия, но он держит меч, не ослабляя хватки, выпрямляется, твердо встает на ноги, замахивается, и меч, стремительный и уверенный в себе, встречает свою цель.

То, что он разит, выглядит сначала как бизнесмен с портфелем в руке, затем как аморфная многолапая тень, а затем как маленькое дитя, которое с плачем растворяется в воздухе.

Улица, такси, библиотека и львы пропадают с ним вместе, и Дориан снова оказывается один в огромной пещере.

Беззвездная тьма над ним так обширна! Поневоле поверишь, что это небо.

Вдалеке чернеет замок. Как полагается, с башнями. В окне самой высокой из них теплится огонек. Дориан видит его и, ниже, мягко светящийся берег. Он не спускает с огонька глаз, потому что замок стоит прочно, не меняется то и дело, как весь остальной мир здесь, внизу, и он идет на него, как на маяк, как на ориентир.

Сапоги у него полны чужой крови. Она хлюпает и при каждом шаге переливается через верх.

Пол пещеры, по которому он идет, преображается вдруг, становясь из каменного – деревянным, а затем скособочива-ется, наклоняется, уходит из-под ног, покачивается над волнами, которых на деле нет.

Он на палубе корабля. Плывет по океану под ярким ночным небом.