Голова путешественника. Минута на убийство - Николас Блейк

Джимми Лейк пошевелил языком, проведя им по внутренней стороне губ, как обычно делал, когда задумывался.

– Я, конечно, прощупывал это. Мы с ней обсуждали, что ей делать теперь, когда Чарльз вернулся. Но ни о каком последнем шансе речи не шло. Что вы, это звучит как угроза…

– Вы уверены, что вы… Как бы это сказать? Что вы не требовали, чтобы она вернулась к Чарльзу?

– Я бы предпочел, чтобы вы прямо сказали, чего вы хотите. Мы же достаточно хорошо знаем друг друга.

– Я хочу сказать именно то, что сказал.

Директор нетерпеливо пожал плечами.

– Я ей не угрожал. Думаю, вы говорите о вечере накануне ее смерти? Ни тогда, ни в других случаях. – По-видимому, до него дошло, что его слова прозвучали несколько выспренне, и он ухмыльнулся. – Да если бы я угрожал ей, разве я признался бы в этом даже вам?

– Я не подталкиваю вас к признаниям, которые могут быть использованы против вас, – ответил Найджел, внимательно всматриваясь в бледное холеное лицо Джимми. – Просто в данный момент я выступаю в роли следователя. Все дело в том, что новая версия Блаунта относительно того, как было совершено преступление, буквально пускает ко дну все наши прежние представления. Должен сказать вам, сейчас в очень сложном положении оказываются все, кто имел в своем распоряжении цианид. Особенно те, кто не смог предъявить его следствию.

– То есть я? И Алиса? И Чарльз? И старина Харки? Ему не доказать, что он уничтожил свою пилюлю.

– Но у Харки не было никакого мотива, чтобы убивать Ниту.

– Значит, все сводится к нам троим? Хорошая семейная компания!

– Боюсь, это именно так и выглядит. У каждого из вас были очень веские мотивы убить Ниту.

Директор поудобнее устроил раненое плечо.

– Что вы такое говорите, Найджел? Алиса-то определенно тут ни при чем. Она пять лет терпела мое поведение.

– Терпела, потому что не сомневалась, что в конце концов вы вернетесь к ней. Но предположим, в один прекрасный момент происходит нечто такое, что заставляет ее понять: это вовсе не так несомненно. Предположим, она боится, что Нита вот-вот одержит победу.

– Дорогой мой, это же ерунда! Алиса… вы же только что видели нас с ней вместе, и вы не могли не заметить, что блудного сына встречают отнюдь не жирным тельцом.

– Побеседовав с вашей женой, могу сказать: у меня сложилось впечатление, что она огорчена этим не меньше вас. Она, может быть, до сих пор в вас влюблена.

– Вы в самом деле так думаете? – спросил Джимми, нагнувшись в сторону Найджела с такой мальчишеской живостью, что сразу помолодел лет на двадцать. Потом снова стал напряженным и настороженным. – О, понимаю. Влюблена настолько, что убивает Ниту, чтобы заполучить меня?

– Это одна из версий, которую разрабатывает полиция, – не переводя дух, продолжал Найджел. – Потом – Чарльз. И есть третья версия.

Директор вопросительно поморгал.

– Она заключается в том, что это было сделано в сговоре. Сговорились двое из вас троих. Что вы скажете о Чарльзе? Вы, наверное, в последнее время много времени проводите вместе. Как вам кажется: он сильно расстроен смертью Ниты?

– Что-то в вас появилось новое, – сказал Джимми Лейк. – И не скажу, что привлекательное… Я не собираюсь выдавать вам пикантные семейные подробности. Давайте считать, что мы с этим покончили. – Джимми произнес эту фразу вполне корректно, но она прозвучала как хлопок дверью.

– Ладно, не буду больше вас беспокоить. Еще только один вопрос. По поводу томика Клау, который вы подарили Ните: почему она пометила тот отрывок в «Amour de voyage»[13]?

– Неужели? Который?

Найджел прочитал наизусть первые строки.

– Ах да. Верно. Вы имеете в виду заглавную «А» на полях?

Найджел кивнул. Директор посмотрел на него смущенно, если не растерянно.

– Знаете, это одна из тех глупостей, которые иногда люди делают. Вот и мы ее сделали. Она решила, что герой похож на меня, и написала на полях «Дж». Чтобы меня поддразнить. А я сказал, что женщина, о которой говорится в отрывке, скорее похожа на Алису, и переделал «Дж» на «А». Бедняжка Нита от этого не пришла в восторг: при одной мысли об Алисе у нее портилось настроение, даже если это была просто буква в книжке.

– Но ведь она не стерла ее.

– Вся эта история так тривиальна!.. – сказал Джимми. – Ведь вы не увидели в этом какого-то ключа, правда?

– Вы мне все объяснили, – ответил Найджел. – Существовало предположение, что вы переделали букву «Дж», потому что не хотели, чтобы полиция сделала вывод, будто речь идет о вашем характере.

– Боже мой! До чего дикие выверты!..

– Ну хорошо. Я пошел. Огромное спасибо. А что, Чарльз дома? У нас с ним ленч в клубе.

– Нет. Он пошел в парк прогуляться.

Обратно Найджел ехал в автобусе, радуясь передышке. Эти разговоры отняли у него массу энергии, ему нужно было вновь собраться с мыслями перед третьей и, вероятно, самой важной и самой трудной беседой. Он признался себе, что продвинулся вперед очень мало. У него сложилось впечатление, что и Алиса, и Джимми почти педантично следовали правде, какой она виделась им: особенно это касалось Алисы. Конечно, чувствовалась и определенная скованность, но никак не больше, чем можно ожидать от супругов в разладе. Причем оба как бы не могли избавиться от опасения, что в смерти Ниты Принс повинен другой. Если один из этой пары преступник, то Найджел мог лишь отдать должное тому, как виртуозно он играл свою роль, обставив все естественно и открыто и не поддаваясь ни на какие попытки раскрыть его подноготную. И все равно Найджел был уверен: в то время как один из них искренне говорил правду, второй старательно создавал впечатление правдивости.

Найджел приехал в клуб за десять минут до того, как там появился майор Кеннингтон – в военной форме и необычайно приподнятом настроении.

– Я подумал, вам захочется лицезреть меня при всех регалиях, мой дорогой, – заявил он первым делом, явно рассчитывая произвести впечатление на одноклубников Найджела, которые толпились перед баром, дожидаясь предобеденного аперитива.

– Шерри? Джин? Или что-нибудь другое? – поспешил отвлечь его Найджел.

– Дюбонне, пожалуйста, если есть. Да, при всех регалиях, – продолжал Чарльз, – потому что знаю: меня ждет военно-полевой суд. Я бы пришел при шпаге, да засунул ее куда-то. И куда она могла подеваться? Прямо зло берет! Я хорошо помню, как размахивал ею, когда вел солдат форсировать Рейн. Эх, было дело!.. А что потом? Не помню, в голове абсолютно пусто. Ну что ж, твое здоровье, милый!

Не обращая внимания на нарастающий гул сомкнувших свои ряды членов клуба, Чарльз Кеннингтон залпом выпил дюбонне.

– Как там ваше убийство? – спросил он. – Есть какие-нибудь аппетитные разоблачения? Кто впереди в забеге на виселицу?