Эксперимент - Теодора Игнатова

не до кулинарных шедевров.

— Что тут рассказывать… Мама исчезла без предупреждения, бросив на Андрюшу меня, магазин, и квартиру. Я что, сам знаешь. Потом они такие довольные вернулись, отдохнувшие и заявились к Димке. Меня им подавай! Как только вошла в кабинет, всё поняла. Только одного взгляда было достаточно, и моё скучание по ней и переживания за неё испарились, будто глаза открылись. Это говорит твой отец и понеслось. Нет у меня отца! И мне неинтересно от кого она там когда-то залетела. Андрюшу папашка приставил, воспитывать меня, мамочка вдруг поняла, что я не влазию в её рамки и она не справляется с моим буйным характером. Дабы избежать проблем они приставили Уимберга нянчиться со мной. Не пойму, в чём он так провинился, что для него работы другой нету? Теперь папашка видите ли общаться со мной хочет. Купить меня пытался, что говорит тебе в компенсацию подарить. А меня никто спросить не хочет? Чего я хочу. Она всё время кому-то что-то доказывает, совершенно наплевав на мое я. Но я же живая, я человек. Знаешь, когда у бабы Вали в кладовке мыши завелись, я тогда каждый день к ней приходила, в надежде хоть одну, самую маленькую поймать. Глупо! Я всё детство просила хоть маленькую зверушку, ну хоть полудохлую рыбку… Уж не говоря о собаке. До сих пор мечтаю. Я тебе сейчас расскажу, только ты не ори, обещаешь?

Богдан удивился, потом крепко обнял её прижимая сильно, сильно.

— Обещаю.

Она уткнулась носом ему в грудь, вдохнула давно уже привычный запах и снова заговорила.

— Когда вы все меня искали, я всю ночь гуляла с бродячей собакой. Так всё нафиг достало, что сил не было, — тут она всё таки соврала, — под утро совершенно случайно встретила трейсера. Он доставал нас, ну мы и согласились пойти к нему. Я согласилась, при условии, что и собака пойдёт. Грязная, страшная, мохнатая такая коричневая собака, с бородой. Худющая. Так мы оказались у него дома. Чаем напоил с бутерами и спать уложил. Была удивлена, оказался нормальным пацаном. А раньше мы знаешь, как с ним скубались, чуть не до драки. Утром обнаружила, как его мама намывает эту бродяжку. Я бросила её там и сбежала. Только ты и в этот раз не ори, — оторвавшись взглянула ему в глаза лукаво.

Богдан вздохнул.

— Не буду.

— В тот день, когда ты отвёз меня домой, я потом поехала к нему биту вернуть. Не смотри на меня так… А он представляешь гуляет с этой собакой! Я то думала выгнали давно, в приют может отвезли, как делала моя мама, когда я притаскивала живность домой. Нет, они её у себя оставили, уже раскормить успели, красавицей сделали. Любят её и заботятся о ней. Мне так стыдно стало. Притащила и бросила, я даже не вспоминала о ней. Тогда и узнала, что его матери операция нужна. И передумала деньги в сейф возвращать. Потому, что мы просто зажравшиеся сволочи. И мать моя по глупости залетела, аборт не сделала, может тоже мозгов не хватило, родила меня, как назло всем. Я обуза и навязанная ответственность, от которой она всё мое детство откупалась подарками и всем, чего бы я не захотела. Кроме маленькой зверушки, потому, что за неё тоже надо нести ответственность, а она не желает этого. Выставляет меня на показ, когда красиво, а как проблемы стыдно ей, не знает куда меня день. Хочется чтобы всё идеально было, а со мной так не выходит. Косяченная. Димку знаешь, как Вика любит? Можно только завидовать. Они семья, а мы… Так, драм театр. Вика даже меня любит, а она нет, — хохотнула девчонка.

Сильные руки покрепче обняли, Богдан тяжело вздохнул. Поцеловал в макушку и оторвав от себя сказал:

— Я тебя люблю, — чмокнул в губы, — такую какая есть, придурошную, маленькую, глупую, забавную, злую, неуравновешенную, красивую, непослушную, любую.

Она перепуганно уставилась в его глаза, хотела что-то сказать и перепугалась ещё сильнее. По глазам Богдан наблюдал быструю смену эмоций. Поведение насторожило, сердце ёкнуло и понеслось. Он не ждал ответа, взаимности, просто хотел чтобы она знала. Не только ей признался, но и себе, озвучив не просто про себя, а вслух, чтобы потом уже никогда не сдавать назад.

Запив соком застрявший ком в горле, девчонка быстро оправилась.

— Можешь не готовить речь и не переживать, я ничего не жду от тебя, — в упор смотрел на неё Богдан.

Она выбралась из рук родных и вздохнула. Выбора нет, надо идти до конца.

— Корми меня и веди на прогулку.

Спустя час молча шли за руку, почти стемнело. Небо заволокли тучи, где-то недалеко громыхал гром, порывы ветра заставляли жмуриться.

— Поехали, домой отвезу.

— Я не хочу домой.

— Сейчас дождь пойдёт, — Богдан крепче сжал её пальцы.

Давно он не гулял за ручку с девчонкой. Как-то его отношения за последние несколько лет иначе складывались.

— Хочу под дождь! — улыбнулась. — Дождь, молния слепит, гром оглушает, все мокрые… Потрясающе!

Оба засмеялись.

— Ненормальная.

— С чего бы? Люблю я дождь, грозу, ветер люблю.

Как по заказу прямо над головами громыхнуло оглушая и стали падать огромные капли, набирая темп. Девчонка передёрнулась, но улыбнулась.

— Боги гневаются.

— На кого, — засмеялся Богдан её бредням.

— На меня! — гордо заявила.

Обнял, опаляя губы поцелуем. Дождь ливанул с чудовищной силой. На меня, проговорила Алекса про себя, перечу их задумкам. Как всегда перечу. Богдан схватил за руку и потащил в сторону машины, стараясь перекричать шум ливня.

— Домой! Ты страшно болеешь, нельзя мокнуть.

Довольная сидела перед ним, мокрые насквозь, вода прямо стекала с одежды. Вытирала глаза, косметика растеклась по лицу. Нашла в сумке салфетки и принялась снимать макияж. Богдан стянул футболку, но отжать её некуда было, на улице лило, как из ведра. Алекса покосилась на полуобнажённого парня, щеки тут же потеплели.

— Куда, если не домой? Могу предложить ко мне. Обещаю приставать не буду.

Она собирала разбросанные салфетки.

— Я буду.

— Не дразнись! И хватит мусорить тут. Каждый раз после тебя мусору в машине валом. То бутылки, то салфетки, то ещё что… — отобрал у неё скомканый мусор.

— Да не правда!

Так и не дождавшись ответа, повёз к себе. Надеясь, что действительно сможет не приставать. Погода бушевала не желая прекращать разгул богов. Заехав сразу в гараж, повёл в дом. На ходу растегивая джинсы.

— Говорил приставать не будет, а сам уже раздевается.

— Да я весь мокрый, — возмутился Богдан.

— Дом ваш какой-то, будто необитаемый.

— Он и есть необитаемый. Я