Три килограмма конфет - Нельма

И мне снова хотелось.

То ли всё исправить, то ли опять наступить на те же грабли.

— Пооооля… — я вздрогнула от неожиданности, услышав его голос прямо за дверью, ведущей из комнаты в ванную. Но прежде, чем успела выкрикнуть что-нибудь в ответ, дверь уже приоткрылась, и Иванов тут же ввалился внутрь с непринуждённой улыбкой на губах. — А я уже подумал, что ты от меня сбежала.

— Опыт показывает, что это бесполезное занятие, — философски заметила я и с нарастающим недоумением стала наблюдать, как он спокойно прикрыл дверь изнутри и подошёл вплотную к ванне, с лукавой улыбкой присел на её бортик и принялся тщательно разглядывать густую пену. Так, словно видел всё находящееся под ней.

Я смутилась и на всякий случай вытянула шею, чтобы убедиться, что под пеной действительно ничего не видно. Перевела недоумённый взгляд на Максима, чей визит стал полной неожиданностью и навевал на разного рода пошлые мысли, которые, казалось, так отчётливо вырисовывались в моих широко распахнувшихся глазах и покрасневших щеках, что ему и стараться не нужно, чтобы их прочитать.

И он, как назло, в одних лишь серых домашних брюках, и светлая кожа его оголённого торса мгновенно стала влажной от стоящего в комнате пара и блестела так красиво, что хотелось вытянуть руку и медленно провести пальцем по его груди. Уверена, после этого на подушечке собралась бы маленькая капля, которая должна была испариться с громким шипением, потому что мне было не просто жарко — невыносимо горячо внутри.

А когда я смотрела, как взъерошены его влажные после душа волосы, на губы лезла улыбка. Широкая, счастливая, немного нездоровая и пугающая меня саму. Потому что я, кажется, настоящая фетишистка.

Влюблённая фетишистка.

— Ты в курсе, что только что беспардонно ко мне вломился? — поддерживать видимость спокойствия, пока меня вовсю раскручивало на эмоциональной карусели, было заранее гиблым делом. Но я просто понятия не имела, как реагировать на него, такого загадочного и соблазнительного, пришедшего ко мне, но до сих пор ничего не предпринимавшего.

Кажется, он тоже ждал от меня чего-то, и во взгляде его вспыхнул знакомый уже огонёк. Сейчас, вот прямо сейчас там начнут вовсю скакать и резвиться бесы, однажды попавшись во власть которых я уже не смогла вырваться обратно на свободу.

Он и правда моё наказание. Мой главный соблазн, моя главная слабость, мой личный котёл в аду, в котором оказалось так приятно вариться заживо.

— Вообще-то на двери, прямо под ручкой, есть такие маленькие штучки, и если их просто повернуть, то уже никто… А, чёрт, забудь об этом!

— Мааааксим, — с не менее хитрой улыбкой, чем у него минутой ранее, я придвинулась поближе и почувствовала какой-то приятный, сладковатый, неуловимо-знакомый запах, только усиливший желание поскорее поцеловать его и уткнуться носом в тёплую шею. Пальцы обхватили локоть той руки, которой он опирался на край ванны, и резко дёрнули её на себя.

Конечно, опрометчиво было думать, что мне хватит сил его уронить, и расчёт шёл только на эффект неожиданности. Сработало это отчасти: его рука соскользнула и плюхнулась в воду рядом с моими коленями, а сам Иванов опасно наклонился, но равновесие удержал. А спустя мгновение просто поднялся, как ни в чём не бывало залез ко мне в ванну и немного поёрзал, устраиваясь поудобнее.

— Здесь маловато места для двоих, — пролепетала я, пытаясь пошевелить ногами, на которые он по-хозяйски уселся всем своим немалым весом.

— Ничего, ты мне не мешаешь, — нагло ухмыльнулся он, но всё же немного приподнялся, для равновесия облокотившись ладонями о край ванны прямо над моими плечами.

Ситуация вышла из-под моего контроля, толком не успев под него попасть, и вместо дурацкой шутки всё оборачивалось очередным моментом будоражащего напряжения, возникающего каждый раз, стоило нам оказаться так близко друг к другу.

Моего терпения хватило всего на несколько глубоких глотков горячего и влажного воздуха, жадно выхватываемых в попытке успокоиться и прийти в себя. Я пыталась не реагировать, просто не обращать внимания на то, как он склонился надо мной низко-низко и дыхание щекотало подбородок, и это ощущение почему-то снова отбрасывало меня на несколько месяцев назад, в физкультурный зал, где мне приходилось задыхаться от ярости и обиды во время нашей перепалки. Тогда он нависал надо мной так же, но сердце ёкало от страха, а вовсе не от восторга, как сейчас.

И мне вдруг стало так тоскливо, тягостно, просто невыносимо думать о том, что мы могли так и остаться врагами. Могли остаться чужими.

И осознание этого остро полоснуло по груди и оставило после себя кровоточащую рану, о которой хотелось скорее забыть. А я знала только один способ забыть вообще обо всём на свете.

К его губам я потянулась сама. Обхватила ладонями шею, из-за чего он вынужден был прижаться вплотную ко мне; вода разошлась волнами от наших почти полностью соприкоснувшихся тел и начала переливаться за края ванны множеством тонких струек. Впервые я первая решилась проникнуть языком вглубь его рта и тут же почувствовала лёгкий сладковатый привкус какао — вот чем от него так непривычно пахло.

Руки Максима жадно шарили по моему телу, как-то потерянно, судорожно, словно он сам не понимал, чего именно хочет, и пытался дотронуться до каждой клеточки моей кожи разом. Я то и дело чуть не уходила под воду прямо с головой, съезжая вниз по скользкому дну ванны, и ему приходилось обхватывать меня за ягодицы, чтобы подтянуть к себе и не позволить утонуть. И когда ему окончательно надоела эта возня, он просто приподнял меня и усадил к себе на колени, промежностью прижав прямо к своей эрекции.

Вся сжавшись от этого ощущения, уже не нового, но до сих пор заставлявшего кровь быстро приливать к щекам и низу живота, я почувствовала отнюдь не ожидаемое сильное возбуждение, а боль. Уже не такую невыносимо саднящую, как прежде, но очень явно различимую, и вслед за ней, конечно же, пришёл страх.

От испуга мои глаза распахнулись резко и широко, тут же заслезились от резанувшего по ним яркого света, чей эффект только усиливался отражением от идеально-белых поверхностей комнаты. И пока шея горела под частыми, пылкими поцелуями, взгляд упал на его плечи, за которые я крепко держалась пальцами: сверху спины уже красовались алые отметки ногтей, оставленные мной накануне на пике болезненных ощущений.

Всё это отрезвило меня быстрее, чем если бы вода вокруг нас вдруг превратилась в лёд. А остановить его не хватало решимости, и мысленно я проклинала собственную глупость, ведь который раз подряд инициатором всех самых необдуманных поступков между нами выступала именно я, словно специально подталкивая, подначивая его к тем действиям, которых сама же и пугалась.

Господи, ну как можно быть такой дурой!

— Там, кстати, какао остывает, — томно шепнул мне на ушко Иванов и прикусил мочку, сильно оттянув её в сторону.

— Какое какао? — мой голос звучал сипло и растерянно, а подушечки пальцев аккуратно прикасались к маленьким ранкам на его плечах, чтобы не надавить и не причинить боль. О чём он говорил, я вообще не понимала, пребывая в состоянии, мечущемся на стыке между эйфорией от поцелуев и транса от осознания того, к чему они должны были привести.