Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс

На углу он посмотрел сначала направо, потом налево, оглянулся назад. Среди прохожих, спешащих куда-то или лениво прогуливающихся по улицам в этот теплый весенний денек, никого подозрительного вроде бы не было. Купер повернул направо, в сторону Мерси. Солнце клонилось в сторону Уиррела, и широкое водное пространство между Ливерпулем и Беркенхедом ослепило его тысячами сверкающих бликов. Вдали прошел какой-то грузовой пароход; до него донесся слабый звон склянок.

Порой Купер очень скучал по Южной Каролине. Но поскольку теперь его работа была здесь, а Юдифь с детьми находились рядом, он решил, что, возможно, все они обретут свой новый дом в Ливерпуле и даже найдут счастье в чужой стране, так далеко от дома. Никто в этом городе, кроме Прайоло и еще двоих из компании «Джон Фрейзер и Ко.», не знал его истории, поэтому не мог углядеть противоречия в том, что он служит делу, в которое не до конца верит. Да он и сам не смог бы вразумительно объяснить раздвоенность в своей душе, ведь один Купер Мэйн искренне ненавидел рабство, а другой любил Юг и служил ему с новой, рожденной войной преданностью.

Он даже не был уверен в том, что Конфедерация просуществует долго. Признание ее Великобританией и Францией, самыми могущественными державами, пока лежало лишь в области надежд, да и в военном отношении, кроме ошеломительного прорыва на Хэмптонском рейде, пока ничего существенного не происходило. Поэтому любой рассудительный человек, желающий сохранить душевное равновесие, делал бы именно то, что делал сейчас Купер: сосредоточился бы на текущих задачах, не вникая в подробности.

– «Наш Янки Дудль ужасно зол, сердит и возмущен, – напевал он, проходя от билетной кассы дальше по причалу, стишки-нескладушки, положенные южанами на мелодию старой песенки, – ведь он всегда, ведь он везде собою поглощен. У Англии ж ответ один для гусаков и для гусынь – нейтральный соус предложат там, не уступив ничьим мольбам».

Нежась под теплыми лучами солнца, он нашел удобное место возле поручней и встал там, думая о жене и детях. Паром, наполненный семьями, покупателями и служащими, чьи конторы по субботам закрывались раньше обычного, отошел от городского причала через минуту после четырех часов, направляясь к пристани Вудсайда.

Купер поддался очарованию Ливерпуля точно так же, как много лет назад был покорен Чарльстоном, хотя едва ли в мире нашлись бы два более несхожих между собой города. Чарльстон напоминал утонченную бледную даму, отдыхавшую после жаркого полдня. Ливерпуль же был похож на веснушчатую девчонку, разливавшую пиво в пабе. Но Купер полюбил вторую точно так же, как первую.

Он обожал шум и суматоху порта. Через устье Мерси проходила почти половина морской торговли великой империи; старые и только что спущенные на воду корабли отправлялись отсюда во все уголки света. Куперу нравились грубоватые шутки моряков, приходивших в город и уходивших из него, как приливы и отливы. Кем бы они ни были – ливерпульцами, ласкарами из Восточной Индии или даже судостроителями из Северной или Южной Каролины, все они говорили на самом простом языке и принадлежали к одному беспокойному братству.

Он полюбил темные прямоугольные здания Ливерпуля – такие же основательные, как добродушные люди, живущие в них. Полюбил их уютный дом, который они с Юдифью нашли прямо напротив Аберкромби-сквер. Он даже научился есть знаменитые черные пудинги, хотя полюбить их так и не смог.

Зато искренне полюбил здешних людей, удивительных, гордых, зачастую строптивых, – от промышленных магнатов, которые одним росчерком пера отправляли моряков в плавание в самые ужасные штормы, до простых смертных, вроде мистера Лумма, их зеленщика, который в тридцать семь лет внезапно остался бездетным вдовцом, но так больше и не женился, потому что вдруг обнаружил, что вокруг полно сговорчивых женщин, о чем он даже не догадывался, женившись в пятнадцать лет.

Теперь мистеру Лумму было уже семьдесят четыре, он продолжал работать в своей лавке полных шесть дней в неделю и часто хвастался Куперу, как мужчина мужчине, что запаса в его арсенале еще предостаточно.

– Он у меня еще бодрый мальчуган, в отставку пока не собираюсь, надо же население страны как-то увеличивать! – И Лумм поделился своим секретом: чтобы держать своего дружка в форме, надо просто тренировать его почаще, с любыми продажными девками – ну, кроме палаты общин, разумеется.

Куперу ужасно нравился этот грубоватый старик – так же, как седой викарий их прихода, который разводил бультерьеров, водил экскурсии в глухие леса Уиррела и старался навещать Мэйнов по крайней мере раз в неделю, понимая, как одиноко чувствуют себя люди в чужой стране. Викарий был суровым противником рабства и Юга, но в личных отношениях это не имело для него значения.

По вечерам Купер любил ходить в доки Токстета, смотреть на звезды, мерцающие над Мерси и холмами Уиррела, и говорить себе, что они живут в прекрасное время в прекрасном месте, пусть даже оно и так далеко от дома.

– Грязный старый городишко, – часто ворчал мистер Лумм с огромной любовью, и Купер прекрасно понимал его чувства.

Продолжая витать в своих мыслях, Купер рассеянно наблюдал за погрузкой угля в портовых доках, когда его вдруг охватила какая-то смутная тревога. Он резко обернулся и в первый раз увидел этого человека.

На вид лет пятидесяти, нос картошкой, огромные усы; дешевый костюм, слишком теплый для такой погоды, в руке портфель для бумаг. Он сидел на краешке скамьи, рядом с женщиной и ее пятью ребятишками. Неожиданно мужчина достал из портфеля стебель лука-порея и с явным удовольствием откусил кусок.

Не переставая жевать, он взглянул на Купера – не то чтобы враждебно, просто с любопытством. Однако Купер уже научился отличать тех, кто мог оказаться агентом Дадли. Он оценил ширину плеч любителя порея. Да, вполне возможно, это один из новых.

Когда впереди показались верфи Беркенхеда и старые закопченные дома, он занервничал. Наконец паром причалил к берегу. Купер сошел одним из первых; он шагал быстро, но не настолько, чтобы его можно было заподозрить в паническом бегстве. Протолкавшись через плотный строй кучеров, ожидавших пассажиров, он вышел на мощеную улицу, а потом свернул в первый переулок за Гамильтон-сквер. Быстро прошел вперед, а в середине переулка еще раз обернулся. Из-за угла никто не появился.

Вздохнув с облегчением, Купер зашел в паб «Свинья и свисток», которым заканчивался переулок.

Как обычно, в такой час здесь сидело только несколько моряков и докеров. Купер устроился за маленьким круглым столиком, и уже вскоре седая жена хозяина принесла ему пинту пива, не дожидаясь заказа.

– Добрый день, мистер Мэйн. Ивенсонг опоздает на два часа.

– Почему так надолго? – Купер не смог скрыть тревогу.

– Вот уж чего не знаю, того не знаю, сэр.

– Хорошо, Мэгги, спасибо.

Черт, придется как-то убить два часа. Сначала тот тип на пароме, теперь еще здесь задержка. Может, все это неспроста? Неужели Чарльз Фрэнсис Адамс все-таки убедил королеву наложить арест на «Двести девятый»? В голове гурьбой промелькнули пугающие фантазии, лишив эль вкуса. Когда звякнул дверной колокольчик, Купер даже подпрыгнул на месте. Дверной проем заполнила приземистая фигура.