Сказание о Доме Вольфингов - Уильям Моррис

Что же до числа жителей Розовой долины, её природных жителей, то Даллах сказал, что их около пяти тысяч. Несколько тысяч из них подходят для того, чтобы держать оружие, если, конечно, им хватит на это мужества, а его-то у них и недостаёт. Когда же Божественноликий начал подробно расспрашивать его, Даллах сказал, что, по его мнению, невольники нападут с тыла на своих хозяев, если случится битва.

Даллах рассказал, что народ Розовой долины прежде, до порабощения, был мирным и дружным народом. Но смуглолицым доставляет удовольствие сеять раздоры между невольниками, а потом разрешать их мечом и щитом или ещё как. А побеждённых, кроме серьёзно раненных, они бьют плетьми, или увечат, или даже убивают, словно соревнуясь друг с другом. Даллах поведал юноше и множество других печальных историй, какие не стоит и пересказывать, так что военный вождь шёл печальный и сердитый, сжав зубы и положив руку на рукоять меча.

Так они шли, пока не наступила ночь, и знаки, которые отряд оставлял на своём пути до Крепости беглецов, стали почти неразличимы. Тогда, выставив необходимую стражу, сделали привал в одной маленькой долине. Так как теперь они были уже далеко от Розовой долины и числом превосходили те мелкие отряды смуглолицых, что могли здесь оказаться, то зажгли костры и приготовили дичь, порадовав беглецов, а затем легли спать посреди дикого леса.

Когда наступило утро, отряд сразу выступил в путь. Жители Дола радовались обратной дороге, но радости беглецов не было предела. Большинство из них всё ещё не могли чувствовать себя спокойно и считали каждую минуту, дожидаясь прихода в Дол. За этот день они надеялись проделать большую часть пути, хотя и вышли только вчера вечером.

Как бы то ни было, в полдень остановились на отдых. Божественноликий попросил Даллаха помочь – вождь хотел произнести перед беглецами речь, и, в первую очередь, переговорить с теми тремя, которые уже давно сбежали из Серебряной долины. Даллах привёл беглецов к Божественноликому. Оказалось, что хотя они и могли разговаривать с вождём на его языке, но в лесу в одиночестве они так редко говорили, что, по крайней мере, сначала из них нельзя было вытянуть ни слова.

Беглецы рассказали, что скитаются по лесу уже более девяти лет, а потому мало знают о том, что происходит в их родной долине в последнее время. Впрочем, они подтвердили поведанное Даллахом о смуглолицых. Они сказали, что смуглолицые находят удовольствие в лицезрении мучений и унижений. Они даже полагали, что смуглолицые могут оказаться и не людьми вовсе, а троллями. Беглецы рассказали также, что с тех пор, как они поселились в лесу, они убили немало врагов, поджидая их при случае в засаде, и что в этой войне они уже потеряли двоих из числа своих товарищей. Когда Божественноликий спросил, каково, по их мнению, число смуглолицых, беглецы ответили, что считали их ещё прежде, чем те ворвались в Розовую долину. Тогда, если они всё верно помнят, смуглолицых было около трёх тысяч человек – все воины. Менее одной тысячи напали на Розовую долину, некоторые из них погибли, а сколько ещё ушло в диколесье в числе небольших отрядов, никто не знает. Число же смуглолицых в Серебряной долине не уменьшилось, так как спустя два года после того, как рассказчики сбежали в лес, в Серебряную долину прибыло ещё три отряда или племени смуглолицых по триста шестьдесят человек каждый. С их приходом жестокости и унижения в долине во много раз увеличились, и невольники начали умирать ещё чаще. Это заставило смуглолицых выйти за пределы Серебряной долины, потому они и напали на Розовую долину. Когда вождь спросил, сколько исконных жителей ещё могло остаться в Серебряной долине, лица беглецов помрачнели. Казалось, беглецы чрезвычайно разгневались. Они ответили, что хотели бы надеяться, что те, кто не был убит во время войны, все уже были мертвы, но они боялись, что там оставались ещё живые, и среди них, возможно, было немало женщин.

Наступило время, когда отряд должен был продолжить путь, и разговор прекратился. После ужина, во время ночной остановки, Божественноликий попросил Даллаха привести к нему уже кого-нибудь из тех, кто сбежал из Серебряной долины недавно. Даллах привёл мужчину и женщину, спасшихся оттуда только в этом месяце. Если воины благородного народа были немногословны из-за снедающего их гнева и долгой жизни в диком лесу, то мужчина, которого теперь привёл Даллах, мало говорил из-за своей тупости и усталости от притеснений. Зато язык женщины был довольно хорошо подвешен, и она, казалось, получала удовольствие, рассказывая о том, как её унижали. Как уже было сказано, она была одета лучше, чем большинство беглянок из Розовой долины. В самом деле, можно было заметить, что наряд её яркий, и если он в некоторых местах и был испачкан или порван, то это случилось во время скитаний по лесу, а не во время рабства. Она была молодой и красивой женщиной с чёрными волосами и серыми глазами. В тот день она умылась из лесного ручья, пересекавшего отряду дорогу, и оправила, как могла, своё платье, нарвала лесной дымянки и из неё сделала себе венок. Теперь она сидела напротив Божественноликого, а её товарищ стоял, прислонившись к дереву, и пылко смотрел на неё. Воины Дола собрались вокруг, чтобы услышать её историю, и теперь дружелюбно разглядывали двоих беглецов. Женщина улыбнулась воинам, особенно благосклонно улыбнулась Божественноликому и начала свой рассказ:

– Ты послал за мной, господин, и, думаю, ты хотел бы услышать короткий рассказ. Ведь если рассказывать мою историю подробно, рассказывать обо всём, что я перенесла, то рассказ выйдет слишком печальным, не смотри, что у меня гладкая кожа да красивое тело. Я была наложницей одного из вождей смуглолицых. В его доме собиралось множество прославленных воинов, а потому вы можете задавать мне любые вопросы – я немало слышала из их разговоров, и, возможно, вспомню услышанное. Вы спросите меня, бежала ли я от стыда – ведь я, свободная женщина, рождённая свободным народом, должна была безвозмездно делить ложе с врагами моих родичей – должна признаться, что не со стыда. Жители нашей долины слишком долго были невольниками, чтобы стыдиться. Если вы, опять-таки подумаете, что я бежала, потому что под ударами кнута несла печальную ношу, то взгляните на мои руки и на моё тело, и вы увидите, что на их долю выпало немного трудов. Бежала я и не потому, что не могла больше выносить побоев, то и дело достававшихся мне, а этого невольники натерпелись, даже те, кого ценят за красоту и с кем стараются обращаться мягче. Невольники умеют хорошо переносить побои, они хорошо сносят и страх умереть от таких побоев. Но предо мной стояла ужасная и верная смерть. Я решилась бежать сама, никому не сказав об этом из страха, что кто-нибудь невольно проговорится. Я сказала только тому, кто меня охранял – вот ему. Он бежал не от страха, а от любви ко мне, и я дала ему всё, что могла дать. Мы выбрались из дома и спустились по долине под покровом ночной тьмы. Целый день мы прятались в самой долине. Я дрожала от страха, даже думала, что умру от него, но мой спутник радовался тому, что он был рядом со мной, тому, что ему больше не надо было работать, тому, что прекратились побои – пусть даже всё это могло продлиться всего лишь день. Следующей ночью мы бежали дальше и ещё до наступления зари укрылись в лесу. Мы чуть не попались тем, кого послали в погоню за нами, так как они нас обогнали, пока мы прятались в долине. Что рассказать вам об этом? Они нас не увидели, иначе мы не были бы здесь, а лежали на земле, разбросанные по частям. Мой спутник знал лесные тропы, так как сопровождал в лесу своего хозяина, любившего охотиться в диких местах, не то что те люди. Он даже как-то провёл ночь на том утёсе. К нему он и привёл меня, зная, что окрестные места изобилуют лёгкой дичью, а у него с собой был лук. Там мы и встретили других из нашего народа, что бежали раньше нас, а с ними и Даллаха. А Даллах рассказал нам то, во что трудно поверить: будто есть один прекрасный молодой человек, похожий на божество, и будто ведёт он отряд искусных воинов, и будто они разыскивают нас, чтобы отвести в мирную и счастливую землю. А он (она указала на мужчину, бежавшего с ней) не хотел идти, опасаясь, что попадёт в неволю к другому народу, где меня у него заберут. Но я сама пошла бы, не взирая ни на что: я устала от леса, от грубой земли и трудного пути, и если у меня появится новый хозяин, то вряд ли он будет хуже предыдущего, даже в его лучшие времена, а ведь и того я могла выносить! Вот я и пошла, и рада этому. И буду рада, что бы вы со мной ни сделали. А теперь я отвечу на все ваши вопросы.