Помощница лорда-архивариуса - Варвара Корсарова

Я не слушала: смотрела, не отрываясь, как двигаются его красиво очерченные, жесткие губы. Скользила взглядом по острым скулам, впалым щекам, узкой полосе черной поросли, тенью лежащей на квадратном подбородке; с трепетом заглядывала в глаза с расширенными зрачками, на дне которых словно пламя кипело.

Стыд и обида поблекли и растворились в волнении иного рода.

В голове помутилось; не помня себя, я качнулась вперед, обвила руки вокруг его шеи и заставила замолчать исступленным поцелуем.

Джаспер содрогнулся, как от разряда электрической банки, затем попытался выпрямиться. От растерянности я не разжала объятий, поэтому пришлось подняться на цыпочки и тесно прижаться к его твердой груди.

Шли секунды; мы не двигались. Толчки о грудную клетку учащались, усиливались, но я не могла понять, чье сердцебиение слышу — мое или его. Губы хозяина были мягкие, горячие, и ожидаемо имели вкус кардамона.

На поцелуй он не ответил.

В голове пронеслась тысяча мыслей. Решила: он удивлен, растерян и собирается меня оттолкнуть.

Я поставила себя в ужасную ситуацию.

Разжала руки, дала им скользнуть по его шее, медленно отстранилась, уставилась на пуговицу на сюртуке. Широкая грудь под черным сукном поднималась и опускалась, как кузнечный мех. Мои щеки пылали, душу разрывали нежность и отчаяние.

— Какое безрассудство, — произнес он тихо, охрипшим голосом. Кончиками пальцев коснулся моего подбородка: пришлось поднять голову и посмотреть ему в лицо. Его взгляд пылал; я судорожно вздохнула. Жесткая ладонь переместилась с подбородка на щеку, большой палец медленно провел по нижней губе, затем надавил, заставляя приоткрыть рот. Я подчинилась: голова закружилась, ноги задрожали.

Внезапно его лицо оказалось рядом, и в следующий миг он накрыл мои губы требовательным, глубоким поцелуем, совсем не похожим на тот, неуклюжий, что я подарила ему минуту назад.

Его ладонь скользнула на затылок, другой рукой он крепко прижал меня к себе, будто изнемогал от нетерпения и страсти. Я потеряла счет минутам, полностью растворилась в нем, в его дыхании, крепких объятиях, откровенных поцелуях и прикосновениях, которые становились все настойчивее.

Краем сознания отметила, как часы в гостиной пробили полдень. За дверью библиотеки прошли люди: я услышала голос Кассиуса, который что-то спрашивал у дворецкого. Реальность вторглась и разрушила чары. Вдруг я осознала, что Джаспер отпустил меня и медленно, словно борясь с собой, отстранился.

— Камилла, — прошептал он; от звука его низкого голоса бросило в дрожь. Я привстала на цыпочки и скользнула губами по его шее, там, где к подбородку поднимался тонкий белый шрам. Провела рукой по щеке, изучая черты, коснулась виска, запустила пальцы в густые волосы.

— Довольно, Камилла, — продолжал он, отступив на шаг. — Мы забылись, потеряли голову. Я с трудом держу себя в руках. Еще немного, и уведу тебя наверх и уже не смогу остановиться. Потом будем оба жалеть.

Я не понимала, о чем он толкует.

— Я не буду ни о чем жалеть, Джаспер, — произнесла еле слышно. — Прошу, не отталкивай меня. Позволь мне любить тебя.

Он вздрогнул и мягко отвел мои ладони.

— Нет, Камилла. Сама не понимаешь, чего просишь. Это безрассудно. Опасно. Это… это глупость.

Меня как холодной водой окатило. Я отскочила на шаг, не веря ушам.

— Глупость?! — к глазам подступили слезы. — Что ты делаешь со мной, Джаспер? Почему ласкаешь, в другой миг отталкиваешь? Я так поступаю с альфином, когда он забывается и начинает портить мне прическу. Я для тебя как ручной зверек, верно?

Было мучительно стыдно. Пришлось закрыть глаза, чтобы перевести дух и не видеть его изумленного лица.

— Что ты несешь, Камилла? Конечно, ты не ручной зверек. Ты много для меня значишь. С самых первых дней нашей встречи мне хотелось… неважно. Прошу, успокойся. Все это крайне неразумно.

— Что тут понимать, — я приложила ладонь к горящим, припухшим от его поцелуев губам и побрела к выходу, не оглядываясь. Щеки пылали, а сердце рвалось на части.

Джаспер меня не окликнул и остановить не попытался.

Глубокой ночью, когда я, наконец, задремала на промокшей от слез подушке, приснился странный сон. Он перенес меня в новое тело. Было оно гигантским и неуклюжим. Мои ноги уходили глубоко в землю, голова возвышалась над крышей «Дома-у-Древа». Тысячью глаз я одновременно видела грубые камни кладки, комки земли и бархатный купол неба, расчерченный призрачными армиллами Астрариума.

Я видела покои в башне. Видела Джаспера в его спальне. Он лежал одетый, на неразобранной кровати, в позе человека сраженного смертельной усталостью или отчаянием: одна рука вытянута вдоль тела, другая согнута в локте над головой. Я видела его сразу с нескольких сторон, одновременно сверху, слева и справа. Это было так странно, что во сне у меня закружилась голова.

Мне хотелось приблизиться к Джасперу и коснуться его широкой груди, но мое человеческое тело осталось на кровати в комнате на третьем этаже, а новое было неподвижной частью башни. Ничего не оставалось, как молча наблюдать, прислушиваться к мерному дыханию. Мое человеческое сердце охватили нежность и горечь.

Но к этим чувствам неожиданно примешалась ненависть, какой не довелось испытать не одному человеку. Эта была чужая ненависть, беспощадная и страшная. Она принадлежала первобытному существу, которое стремилась уничтожить другое существо, опасного противника, посягнувшего на его территорию.

Темнота словно сгустилась вокруг тела спящего, затянула его в непроницаемый кокон, затем расползлась в стороны чернильными сгустками. Противник был рядом, смело приблизился и дразнил. Ненависть усилилась стократ, и направлена она была не только на существо, явившееся из другого мира, чтобы уничтожить мой собственный, но и на человека, с которым оно было связано.

Джаспер вздрогнул и сел; теперь дыхание его было прерывистым, на висках выступила испарина. Широкая ладонь смяла и рванула ворот рубашки. Затем Джаспер опустил руки, стиснул кулаки и настойчиво прошептал неясные слова; кокон тьмы медленно расплелся на мириады отдельных нитей и неохотно растаял.

Джаспер встал, сделал несколько шагов и рухнул в кресло. Откинулся на спинку, крепко потер лоб, вздохнул и закрыл глаза. Напряжение на его лице сменилось тяжелой грустью. Он сидел неподвижно, но постепенно его черты смягчились. Вновь что-то прошептал, но уже без гнева; кивнул, словно соглашаясь с самим собой, на губах появилась уверенная улыбка.

Но ненависть не уходила. Я боролась с ней, пыталась по капле выдавить присутствие существа, которое словно срослось со мной, сдавило грудь тяжелыми деревянными объятиями. Мало-помалу удалось взять верх: чужие глаза начали слепнуть один за одним, образ спальни померк. Щека почувствовала влажную ткань подушки, ноздри втянули привычный аромат лаванды и мебельного воска. Я кое-как отбросила одеяло и села, задыхаясь. Отголоски нечеловеческой злобы сдавливали горло. Подчиняться чужой воле и переживать навязанные чувства оказалось невыносимо страшно. Неужели то же самое испытывал Джаспера, когда к нему являлся его жестокий незримый покровитель? Дерево Ирминсул, которое, как я теперь убедилась, было тесно связано со мной, оказалось ничуть не милосерднее.