Беззащитные гиганты - Эллан Торнтон

мы проезжали вспаханные поля — бурые, окаменевшие, истосковавшиеся по дождю; кое-где бродил тощий скот. По соседству с полями обычно располагались краали их владельцев: хижины из жердей под растрепанной кровлей, небольшие амбары из того же материала, скотный двор, обнесенный изгородью из сухих веток, две или три жены, смотря по состоятельности хозяина, стайка детишек, поджарые псы, копающиеся в земле куры, козы, иногда — три-четыре поросенка. Коз в этих краях много. Козлятина не больно-то вкусна, и козы поедают весь подножный корм, куда лучше было бы держать овец или побольше свиней, но переделать здешнего хозяина невозможно, он любит, чтобы было много коз. Козы — его состояние, за них и за крупный рогатый скот покупают жен. Чем больше коз, тем больше детей, больше дочерей, за которых можно получить еще коз. По-своему логично.

Обитатели краалей махали нам руками, провожая взглядом машины, ползущие со скоростью двадцать пять километров в час; кое-где мы развивали скорость до сорока километров, но тут же опять сбавляли, и ребятишки выбегали из хижин и улыбались и прыгали от восторга. Иногда встречался прибитый к дереву указатель. Иногда мы останавливались, чтобы грузовики догнали нас. Пропускали их вперед, и мимо нас ползли громадные облака пыли и здоровенные трясущиеся клетки с носорогами, потом мы снова их обгоняли. Мелкая пыль покрывала наши брови, зубы, губы в уголках рта. Защищая от пыли волосы, мы не снимали шляп.

Двадцать-таких-сяких-пять километров в час…

Возле указателя с надписью «Миссия и больница Мери-Маунт» мы увидели трясущийся по дороге местный автобус, и эта картина напомнила мне английскую провинцию субботним утром. Затем после долгой езды добрались до Ньямахобоко, где почему-то сразу три африканские лавчонки, крытые рифленым железом, с цементными ступеньками, выстроились в ряд под солнцем посреди буша. На одной — большая реклама кока-колы, на другой — такая же реклама хабли-бабли, у третьей — поперек стены огромный красно-белый плакат: «Кончил дело — закури сигарету „Лайф“». Перед магазинами прогуливались куры; сидевшие на солнышке африканцы воззрились на нас. Мы остановились, чтобы подождать грузовики, и я зашел в лавку с рекламой хабли-бабли, принадлежащую, как гласила вывеска, некому С. Н. Зичаво. Меня встретил запах сахара, ситца, муки, веревок, лемехов и пота.

— Дайте-ка нам хабли-бабли, — попросил я.

Мистер С. Н. Зичаво виновато улыбнулся.

— Хабли-бабли нет, только кока-кола.

— Что? Нет пепси-колы?!

— Нет, сэр.

— Но ведь на рекламе написано: «Пейте хабли-бабли, пейте на здоровье». А кока-кола — в соседней лавке.

— Так точно, сэр.

— Или в Ньямахобоко такой спрос на пепси-колу, что все разобрали?

— Так точно, сэр, — улыбнулся мистер С. Н. Зичаво.

— Тогда уж сняли бы рекламу, — предложил я. — Только сбиваете с толку проезжих. А пиво есть?

— Есть, сэр! — просиял мистер С. Н. Зичаво. — Какое угодно — «Лайон» или «Касл»?

— Только не мне, — вмешался Невин. — Я при исполнении.

— Ладно, — сказал я. — Бутылку «Лайон» мне и бутылку кока-колы Управлению национальных парков и охраны дикой фауны.

Солнце склонилось к горизонту, когда мы въехали в Маунт-Дарвин. Есть в Родезии городок под названием Энкелдоорн, что можно перевести как «сплошные колючки», давший повод для следующей шутки: дескать, объявлен всеродезийский конкурс, победитель которого награждается недельной путевкой в Энкелдоорн, номер два — двухнедельной путевкой и так далее. Так вот, на место Энкелдоорна следовало бы поставить Маунт-Дарвин, да только этот городишко до того захудалый, что даже шутки не удостоился.

Мы остановились у бензоколонки, вскоре приползли и наши грузовики. Пока они заправлялись, я влез на клетки, чтобы посмотреть на носорогов. Наши узники лежали, испуганные и присмиревшие, беспокойно поводя ушами. Даже мое появление не заставило их подняться и вызвать меня на дуэль или хотя бы взглянуть на меня. Барбара тоже лежала смирнехонько; на нее было страшно смотреть — морда в крови, и все кругом перепачкано кровью. Я с тревогой спрашивал себя, каково-то ей придется в Гона-ре-Жоу безоружной. Правда, второй рог уцелел, но он был совсем короткий и помещался ближе ко лбу — не очень-то повоюешь, не говоря уже о том, что пройдет какое-то время, прежде чем она приспособится им действовать. Заметят ли львы, что она лишилась своего главного оружия? Скорее всего заметят и скорее всего все равно не станут связываться. Придется ей изменить свои повадки, перестать бросаться на всех и каждого, покуда снова не отрастет передний рог.

Грустно было смотреть на детеныша. Теперь, при выключенном моторе, он опять чуял мать в соседней клетке и взывал к ней, и она отвечала. Но оба продолжали лежать. Я спросил водителей, как себя вели пассажиры; они ответили, что сперва брыкались и ревели, потом легли на пол. Может быть, их укачало? Африканцы толпой окружили грузовики, издавая восхищенные возгласы.

В гараже при бензоколонке мы смыли пыль с лиц и рук. Потом остановились у лавочки, чтобы запасти для меня пива на весь долгий ночной переход. Пиво было холодное — первое за много дней холодное пиво, и я завернул его в газеты. Наступил вечер, и я подумал, что носороги, наверно, томятся жаждой, ведь на закате они идут на водопой. А напоить их в клетках невозможно, мы уже пробовали: они бросались на ведра и расплющивали их. Придется им терпеть до самого Гона-ре-Жоу.

Глава двадцать шестая

По хорошей дороге, что вела на Биндуру, грузовики развили непривычно высокую после долгого передвижения ползком скорость — до шестидесяти с лишним километров в час. С началом заката суровые желто-бурые краски ландшафта сменились серо-лиловыми, а горизонт занялся огромным молчаливым багрово-оранжево-желтым пламенем, потом буш окутала темнота, и только запад еще оставался багровым. Лучшее время дня в Африке… Я откупорил первую после Ньямахобоко бутылку пива, первую за много-много дней холодную бутылку.

— Может, угостить рабочих? — спросил я.

— Лучше не надо, — откликнулся молодой Невин.

Сразу за Биндурой пошел гудрон. Часы показывали без пяти шесть, пора докладывать по радио в управление, как идут наши дела. Мы свернули на обочину и остановились. Мимо с ревом проехали наши грузовики; мы помахали, и водители помахали в ответ. Катящие в сторону Гона-ре-Жоу клетки с носорогами отлично смотрелись на фоне заката. Мы включили рацию и стали ждать, когда будет ровно шесть, и я откупорил еще бутылку пива, и Невин позволил себе сделать глоток — для дезинфекции, и в динамике было слышно, как люди из отрядов по борьбе с мухой цеце докладывают в свой отдел итоги прошедшего дня. Жуткие итоги… Охотникам службы по борьбе с мухой цеце вменено в обязанность