Благословенные монстры - Эмили А. Дункан

Париджахан решила, что ей лучше этого не видеть.

– Меня зовут Божидарка.

Аколийка слегка наклонила голову.

– И почему ты со мной разговариваешь? Я не северянка.

– Думаешь, мы заботимся только о тех, кто был рожден на нашей территории?

– Ну, в общем-то да, – не выдержав напряжения, Париджахан открыла глаза и поморщилась от внешнего вида богини. – В этом весь смысл.

– И все же ты здесь.

Девушка нахмурилась. Она коснулась своей груди и не обнаружила там сердцебиения.

– Я мертва?

– А чего еще ты ожидала?

Справедливо. На что она надеялась? Париджахан знала только одно: она хотела помочь, но не знала, как это сделать. Она не знала, как работала ее собственная сила и насколько сильна магия Рашида.

Рашид. Он ведь не последовал за ними, правда? Но она просто обманывала себя. Конечно же, он пошел за ней. Аколийка вздохнула.

– Я не понимаю, чего ты от меня хочешь.

– Того же, что и от других смертных.

– Почему я должна исполнять ваши желания? Вы скажете, что мы – глупые смертные, которые сами виноваты во всех своих бедах, но ведь это вы с самого начала манипулировали Надей.

– Справедливо, – ответила Божидарка.

Париджахан нахмурилась. Она не ожидала такого ответа.

– Но Надежда здесь ни при чем. Сейчас мы говорим о тебе. Я хочу предложить тебе силу, от которой ты так долго бежала.

– Предложить мне что? – девушка поднялась на ноги. – Нет, нет, нет, большое спасибо, но мне это не нужно. Я бежала от этого всю свою жизнь и не собираюсь менять свое мнение.

– Ну, раз так… Конечно, приняв мое предложение, ты могла бы спасти этого юношу, о котором ты так беспокоишься.

Париджахан задумалась.

Надя всегда думала, что после смерти она встретится с Марженей. Но Марженя умерла, а Вецеслав был занят. И все же она ожидала, что кто-то из пантеона непременно явится, чтобы ее поприветствовать.

Ей следовало быть умнее.

Она сидела посреди огромной пещеры, свесив ноги над глубокой расщелиной. Возле ее руки пробежало несколько маленьких паучков, и она с трудом удержалась от того, чтобы не вздрогнуть.

– Дочь тьмы, ты сделала то, для чего была рождена. Дочь Чирнога, дочь Маржени, смертная, но такая особенная. Ты готова отбросить все, что тебя сдерживало?

Надя откинула голову назад и закрыла глаза. Она почувствовала, как где-то внутри нее прошла рябь, словно в океан с темной водой бросили камень.

– Я освободила Чирнога, – пробормотала она.

– Умная девочка.

– Я сделала это, чтобы сохранить жизнь Малахии. Но он все равно умер, не так ли?

Конечно, он был мертв. Четверо пали, и Чирног никогда больше не будет скован.

– Теперь тебе осталось лишь освободить меня, – мягко сказала Нирокша. – Это будет совсем легко. Мои цепи не такие крепкие.

Надя издала тихий звук согласия.

Она знала, что произойдет, если она отрежет Чирнога от Малахии. Ей было интересно, поймет ли кто-нибудь, что она наделала? Малахия говорил, что предательство служит самому себе. Но она сделала это не ради себя. Она думала о транавийском юноше, чьи руки были запачканы кровью. Который любил искусство и всю жизнь страдал от одиночества.

Она была эгоисткой.

Стоя на пороге смерти и забвения, она чувствовала себя на удивление спокойно. Надежда Лаптева, спасительница Калязина, приговорила свою страну к гибели. Это было странно, но она не испытывала ни капли сожаления.

Кусочки головоломки наконец-то выстроились в ряд. Бессмысленные загадки, бесчисленные вопросы без ответов. Она была девушкой, чья магия возникла из тьмы и напиталась светом. Хрустальный сосуд с зубами, который она нашла за кровавым колодцем, был ее сущностью. Надя вспомнила, как погасила звезды на ночном небе. Может быть, это сделал Хорз, а может, она сама. Она вытянула руки перед собой и наконец открыла глаза, игнорируя жестокий шепот Нирокши.

Одна рука была почти белоснежной, с ободранными ногтями и мозолями. Другая покрылась черными пятнами, а кончики ее пальцев венчали уродливые когти. В ее ладонях зажглась магия. Это оказалось так просто. Капля воды в океане. Все это было скрыто от нее из-за страха власть имущих, смертных и божественных. Они боялись, что мир перестанет вращаться так, как им хочется. Что магия открыла бы для нее тысячу разных путей.

Что она могла бы найти общий язык с транавийцем, чей взгляд на жизнь сильно отличается от ее собственного.

Они боялись.

Мир должен был измениться. Она знала, что подстегивала его ужасными способами. Но иногда нужно совершить что-то ужасное, чтобы сильные мира сего наконец осознали, что все идет не так. Смерть бога. Рождение новой, неизведанной силы.

– Я могла бы все изменить, – сказала она.

– Да, – прошептала Нирокша из темных глубин.

– Я могла бы расколоть этот мир на куски и придать ему новую форму. Больше никакой войны. Больше никаких страданий.

Малахия умоляет помочь ему посреди разоренной деревни. Его волосы спутались, а по подбородку стекает кровь, но он все еще тот самый парень, в которого она влюбилась и которому так отчаянно хотела помочь. Но ведь он мертв, не так ли? Как и Серефин. Как и мягкая, умная Париджахан, которая случайно оказалась в самом эпицентре хаоса.

Может быть, они пожертвовали собой не напрасно.

Может быть, так и должно было произойти. Они должны были умереть здесь и сейчас, ради грядущих перемен.

Это казалось очень поэтичным, совсем как истории про мучеников, которые она читала в детстве. Необходимая жертва. Рассвет новой эры. Не такой жестокой, не такой холодной, не такой кровавой. Никакой магии крови, никаких клириков, ничего, кроме новой магии, которую еще только предстояло открыть.

Надя могла бы принять эту божественную мантию и попытаться все исправить.

Она не осознавала, что ее сердце уже сделало выбор. Она не осознавала этого до тех пор, пока из глубины не начали появляться ноги гигантской паучихи. Надя отползла от выступа, и ее пронзила внезапная мысль.

«Что я делаю?»

Она хотела вовсе не этого.

Она хотела погрузиться в грязь, кровь и хаос, чтобы превратить кошмар, который она создала своими руками, во что-то хорошее и прекрасное.

Хотела, чтобы рука Малахии легла ей на затылок. Хотела, чтобы он склонился над ее плечом, с легкой усмешкой на губах. Хотела увидеть напряженное выражение его лица, с которым он склонялся над своей книгой заклинаний. Теперь она знала, что в те моменты он делал наброски ее портретов.