Мир, полный демонов. Наука - как свеча во тьме - Карл Эдвард Саган

Билль о правах защищает право выражать подобные взгляды, даже если те, кого защищает Билль о правах, при первой возможности этот самый Билль и отменили бы. А в чем наша защита? В том, чтобы, опираясь на тот же самый Билль о правах, донести до каждого гражданина понимание, что без Билля о правах нам не жить.

Какие средства защиты от человеческой слабости и погрешности, какой механизм исправления ошибок предлагают эти альтернативные учения и организации? Что они нам дадут? Непогрешимого лидера? Высшую расу? Национализм? Полный разрыв с современной цивилизацией — оставим только взрывчатку и автоматическое оружие? В чем можно быть уверенным, тем более в потемках XX в.? Неужто этим людям не нужна свеча?

В знаменитом маленьком трактате «О свободе» (On Liberty) английский философ Джон Стюарт Милль назвал подавление чужого мнения «особым грехом». Если это мнение правильно, мы лишаемся «возможности сменить заблуждение на истину», а если мнение неправильно, мы сами у себя отнимаем шанс глубже понять истину «в ее борьбе с заблуждением». Пока мы видим лишь свою сторону в споре, мы даже собственную истину едва ли знаем: она ветшает, заучивается по привычке, становится безжизненной и бледной.

И еще Милль писал: «Если общество допускает, чтобы существенная часть его членов вырастала сущими детьми, неспособными действовать по рациональному и дальнему плану, общество само и понесет последствия этого». Джефферсон выражал туже мысль более агрессивно: «Когда народ мечтает быть одновременно невежественным и свободным, причем в цивилизованном состоянии, он требует того, чего никогда не получит». В письме Мэдисону он развивал эту мысль: «Общество, готовое променять частичку свободы на частичку порядка, утратит и то и другое — и ни того ни другого не заслуживает».

Известны случаи, когда, выслушав противоположные суждения и вступив в спор по существу, люди меняли свою точку зрения. Такое случается. Например, Хьюго Блэк в молодости состоял в ку-клукс-клане, позднее он был назначен членом Верховного суда и стал одним из авторов исторических решений Верховного суда, отчасти основанных на Четырнадцатой поправке к Конституции, которыми всем американцам гарантировались равные гражданские права. Посмеивались: в молодости этот человек надевал белые одежды, чтобы пугать черных, а в зрелые годы облачился в черное и навел страх на белых.

Билль о правах учел также соблазн, который может возникнуть у полицейских, прокуроров и даже судей: запугать свидетелей и таким образом способствовать скорейшему вынесению приговора. Система уголовного судопроизводства в особенности уязвима: невинные люди могут быть наказаны за преступления, которых они не совершали, правительство или местные власти способны подставить тех, кого невзлюбили (без всякой связи с расследуемым преступлением). Именно по этой причине Билль о правах защищает обвиняемого. Опять же были взвешены прибыли и убытки и стало ясно: пусть лучше иной раз виновный уйдет безнаказанным, лишь бы не пострадал невиновный. Это вопрос не только морали: таким образом система уголовного судопроизводства не может быть применена для подавления непопулярных взглядов или нежелательных меньшинств. Этот принцип составляет один из элементов механизма самокоррекции.

* * *

Новые идеи, изобретения, творческое начало вообще всегда знаменуют свободу. Стряхиваются стеснявшие движение кандалы. Свобода — непременное условие для непрерывного и сложного научного эксперимента: вот одна из причин, почему Советский Союз не мог выдержать технологическое соревнование, оставаясь тоталитарным государством. Наука, в свою очередь, — вернее, сложная смесь открытости и скептицизма, разнообразия и спора — является необходимым условием для тончайшего эксперимента свободы, продолжающегося в индустриальном и высокотехнологичном обществе.

Стоило усомниться в господствующем мнении, будто Земля находится в центре Вселенной, — и с какой стати принимать на веру настойчивые утверждения религиозных вождей, будто земных владык посылает нам сам Господь? В XVII в. английские и колониальные присяжные мгновенно впадали в священное безумие, обнаружив некую ересь или нечестие. Они готовы были пытать людей до смерти за их убеждения. Но к концу XVIII в. это рвение пошло на убыль. Процитирую вновь Росситера, книгу «Семена республики» (Seedtime of the Republic, 1953):

Билль о правах отделил религию от государства отчасти еще и потому, что большинство религий склонны к безусловной догматике — каждая обладает монополией на истину и хотела бы навязать эту истину всем. Вожди и приверженцы фундаменталистских религий зачастую не в состоянии пойти на компромисс или понять, что истина подчас рождается из сочетания по видимости противоречивых учений.

Авторы Билля о правах оглядывались на пример Англии, где практически не различались церковное преступление (ересь) и светское (государственная измена). Многие колонисты бежали в Америку именно от религиозных преследований, хотя некоторые не прочь были и сами кого-нибудь ущемить также по религиозным соображениям. Основатели нашего государства сознавали, что тесная связь между правительством и любой из воинственных религий погубит свободу, да и религии пользы не принесет. Судья Блэк (в решении Верховного суда по делу Энгеля против Витале, 1962) так сформулировал основную мысль Первой поправки:

Более того, здесь опять же применяется принцип разделения властей. Каждая секта и каждый культ служат, как заметил Уолтер Сэвидж Лэндор[155], моральным противовесом остальным: «Конкуренция в религии столь же полезна, как и в коммерции». Но цена высока: конкуренция мешает религиозным институтам объединиться и работать на общее благо. Росситер приходит к выводу:

Но какая польза от подобных прав, если они пропадают втуне? От свободы слова, когда никто не спорит с властями, от свободы прессы, когда никто не задает острых вопросов, от свободы собраний, когда всех все устраивает, от всеобщего права голоса, когда в выборах участвует менее половины электората, от секуляризации, когда разделяющую государство и церковь стену перестают восстанавливать? Когда правами забывают пользоваться, они превращаются в культовые объекты, в побрякушки патриотизма. Права и свободы — пользуйся, не дай им засохнуть.