Хроника смертельного лета - Юлия Терехова

Когда Антон вернулся к Мигелю, который терпеливо ждал в центральном проходе, не без интереса наблюдая за метаниями приятеля, выражение лица у него было растерянным. Взяв, ни слова ни говоря, Мигеля за рукав, Ланской повел его к выходу. Удивленный, Мигель не стал ни о чем спрашивать, и только когда они сели в машину, Ланской нарушил молчание.

– У тебя хватит твоего элитного вина, чтобы я нажрался в хлам?

– Не вопрос, амиго, поехали. А что, собственно, случилось?

– Не хочу ехать домой. Маман сразу допрет, что что-то не так, и станет донимать расспросами. Так что давай тупо нажремся…

– Нажремся, я же сказал – без проблем. Но что случилось?

Антон несколько мгновений вертел в руке ключ зажигания. Потом спросил:

– У тебя сигареты есть? Дай одну.

Мигель протянул ему пачку. Антон неумело шарил в ней, пытаясь достать сигарету, пока потерявший терпение Мигель не прикурил ему сам. Антон затянулся.

– Она посмотрела на меня, словно на пустое место. Взяла цветы, кивнула как-то очень театрально и ничего не сказала. Ни-че-го!

– И все? – в недоумении спросил Мигель.

– И все, – кивнул Антон.

– Нет. Ты меня не понял. Это все – почему ты в таком зависшем состоянии?

– Ну да. А что, тебе этого мало? – удивился Антон. – Она же меня не узнала…

– После такой нагрузки родную маму не узнаешь, а не только парня, которого видела пару раз. Вы сколько раз встречались?

– Какая разница, – буркнул Антон. – Сегодня, в общем-то, второй.

– Ну-у, – протянул Мигель.

– Чего – ну? – раздраженно передразнил его Антон. – Мы встретились на вернисаже. Потом я целый месяц искал ее телефон. Еле нашел. Но когда позвонил – мне показалось, она меня вспомнила, хоть я толком объяснить не мог, кто я.

Мигель живо представил себе этот телефонный разговор и ухмыльнулся.

– Она пригласила меня на спектакль. Вот и все. А сегодня не узнала. Поехали? – он докурил и выбросил окурок в окно машины.

– Угу, – промычал Мигель, и тут запиликал мобильник Антона. Он глянул на определитель и просиял.

– Это она, – и почти проорал в трубку: – Да! Я слушаю!

Мигелю не было слышно, что говорит его другу Анна, но он видел, как оживляется лицо Ланского. К концу разговора Антон светился.

– Нет, я еще не уехал. Я думал… Хотите, отвезу вас домой? Машина около центрального подъезда… Нет, давайте, я лучше к служебному входу подойду, вас встречу. Хорошо, через пять минут. Только не уходите никуда!

Он повернулся к Мигелю. Тот широко улыбался.

– Ты бы, амиго, свою физиономию сейчас видел!

– Ты извинишь меня? – смутился Антон. – Представляешь, она спросила, почему я не подождал ее после спектакля. Значит, узнала? Как ты думаешь? Она разрешила проводить ее…

– Что ты здесь делаешь? – услышал он резкий голос. Перед ним стояли Антон и Олег. Лицо Ланского выражало откровенную неприязнь, а на губах Рыкова замерла ироничная улыбка. Удивительно, Мигель не услышал их шагов, поглощенный воспоминаниями.

– В гости пришел, – дерзко ответил испанец, – но, как видно, гость я здесь нежеланный.

Антон усмехнулся.

– Ну, не скромничай, – он вставил ключ в замочную скважину. – Ну, заходи, раз пришел. Анна! – крикнул он, переступая порог. – Анна! У нас гости…

Тишина была ему ответом. Ланской заглянул на кухню.

– Ушла она, что ли?.. – в недоумении потер он подбородок. – Анна! Ты где?

– Уверен, что она должна быть дома? – на лбу Мигеля выступила испарина.

Антон, не отвечая ему, толкнул дверь в гостиную.

Анна лежала навзничь на собольем манто, словно перекинутая через низкую спинку белого кожаного дивана. Она отражалась в зеркальной стене, и поэтому в гостиной было два безжизненных нагих тела. Сквозь багровую пену страшным блеском сверкали бриллианты, тонкие запястья посинели, туго стянутые шелковым клетчатым шарфом. Тяжелый узел светлых волос был украшен высоким черным гребнем, покрытым позолотой. Сомкнутые веки, плотно сжатые губы. Рассыпанные вокруг жемчужины, – на манто, на диване… Несколько штук валялось на полу, они хрустели под ногами… А на зеркале оплывали страшные буквы…

Все трое на миг остолбенели, а затем кинулись к ней, отталкивая друг друга. Мигель первым делом схватил Анну за руку, нащупывая пульс, и крикнул:

– Она жива! Антон, скорую, быстрее!..

Антон подхватил ее на руки, и, теряя остатки самообладания, увидел, как из раны на ее высокой тонкой шее слабым фонтаном бьет кровь. – Зажмите чем-нибудь ей шею! – зарычал он, и Мигель рванул с себя футболку.

– Скорая не успеет, – безнадежно покачал Олег головой. – Она сейчас умрет.

– Это ты сейчас умрешь, – рявкнул Мигель, с силой прижимая футболку к шее Анны. – Где твоя машина? – толкнул он Антона.

– Внизу.

– Быстрее! – заорал Мигель и накинул манто на девушку, чтобы хоть как-то ее прикрыть. – Быстрее! Сообщи Булгакову, – приказал он Олегу, – надеюсь, он на работе… Здесь до Склифа пять минут езды.

– Почему она такая холодная?.. – прошептал оцепеневший Антон.

– Быстрее! Шевелись! А ты, – Мигель повернулся к Рыкову, – звони в милицию!

Со стороны могло показаться, что на высоком стуле у стойки одного из баров Руасси – женщина сорока лет. Прямая спина, тонкая талия, каре черных волос. Только видневшиеся из-под длинных рукавов дорогого жакета кисти рук, с узловатыми пальцами и пигментными пятнами, выдавали ее возраст. И только бармен видел лицо дамы, обтянутое пергаментной кожей, с алой помадой на губах. Жики ждала рейса на Буэнос-Айрес. Она будет рада снова там оказаться – так соскучилась по родному городу! Париж Жики считала домом, но порой ее неудержимо тянуло туда, где она родилась. Там жили ее дети и внуки. Иногда ее охватывала невыносимая усталость – вот как сейчас, да и стара она уже носиться по всему миру. На людях приходится держаться, ее идеальная осанка – легенда. А когда оказываешься наедине с собой в гостиничном номере – хочется сесть в кресло и не вставать с него. И чтобы горничная приносила покушать и выпить коньячку…

Старая тангера улыбнулась невесело – видела б Моник, как она расклеилась – посмеялась бы вдоволь. И так долгое отсутствие подруги вызвало ее недовольство – неотложные дела требовали присутствия мадам Перейра в Париже. Назначенную на начало августа встречу пришлось отложить – к неудовольствию Моник Гризар, давней подруги и коллеги по работе в благотворительном фонде. Но сегодня встреча состоялась – и как раз вовремя, так как еще немного – и мероприятие, в которое вложили много сил и денег, оказалось бы под угрозой срыва. А вот теперь можно лететь в Буэнос-Айрес. Через пару дней она вновь встретится с Анной. Какая, однако, славная девушка эта русская балерина. И какая потрясающая работоспособность. И талант грандиозный. Как хорошо, что их свела судьба, и как жаль, что в такой критический для Анны период жизни. Когда Анна везла Жики в аэропорт, та долго думала, начинать ли ей деликатный разговор и наконец решилась: