Под грозовыми тучами. На Диком Западе огромного Китая - Александрa Давид-Неэль

Англо-американские миссионеры-протестанты не прибегают к подобным способам орошения, но их санитарное оборудование также оставляет желать лучшего. В этом отношении, как и во многих других, иностранцы отнюдь не являются для местных жителей хорошим примером.

Хотя изначально Дацзяньлу был типично тибетским селением, тибетцы значительно уступают по численности китайцам.

Многие из них — это купцы, ведающие экспортом и импортом товаров. В то время как китайские лавочники и ремесленники ютятся в маленьких домиках в центре города, тибетцы селятся в основном на окраинах. Они живут в просторных зданиях, разделенных на несколько жилых помещений. Это противоречит тибетским обычаям, по которым каждый должен обитать в собственном доме.

Внутри любого крупного строения находится обширный двор, где оставляют на ночь яков и мулов. В самых богатых домах имеется еще один большой мощеный двор, где производят выгрузку товаров, прежде чем перенести их в окружающие двор магазины. Жилые комнаты чаще всего выходят на галерею второго этажа, хотя порой они расположены и на первом этаже.

Тибетцы ввозят в Китай через Дацзяньлу шерсть овец, пасущихся на высокогорных пастбищах Тибета. Торговля шерстью, но в еще большем масштабе, ведется и в Синине, столице соседней провинции Цинхай. Во время войны, когда из-за японской оккупации сообщение с Бирмой было прервано, проходившие через Тибет караваны из Индии везли в Дацзяньлу всевозможные индийские и европейские изделия: ситцевые и шерстяные ткани, алюминиевые кастрюли, мужские шляпы, гвозди, иголки и т. д. Лишь небольшая часть этих товаров оседала в Дацзяньлу, а остальные следовали дальше, в Китай. Я уточняю — в Китай, ибо, хотя Сикан официально является китайской провинцией, местные жители продолжают считать ее тибетской территорией. Дорогу, спускающуюся с гор в направлении Сычуани, в Дацзяньлу обычно называют «дорогой в Китай». Если человек следует в сторону сычуаньских равнин, он говорит, что «держит путь в Китай», но при этом, как ни странно, люди говорят «ехать в Юньнань», «дорога в Юньнань», таким образом подчеркивая существующую между ними разницу. В этой оговорке можно усмотреть признак независимости китайских провинций.

После окончания войны, когда было восстановлено более регулярное сообщение, доля товаров, доставляемых из Индии через Тибет, естественно, сократилась. Этот поток не иссяк окончательно, так как во все времена тибетские купцы доставляли в Дацзяньлу индийскую и европейскую продукцию, приобретенную в Лхасе.

И все же основным занятием и подлинным источником дохода для значительной части обитающих в Дацзяньлу тибетцев остается торговля чаем. Испокон веков отсюда отправлялись караваны с чаем в Лхасу, откуда его развозили по всему Тибету.

Возможно, некоторые сведения об этом могут заинтересовать читателей. Чай, поставляемый тибетцами, совсем не похож на тот, который употребляют европейцы. Он расфасован в виде очень плотных плиток. Как правило, их ширина меньше длины, составляющей от двадцати до тридцати сантиметров для чая первого сорта; у второго сорта длина вдвое больше. Плитки третьего, самого низкого, сорта еще длиннее.

Это зеленый, не обработанный на огне чай. Первый сорт получают исключительно из листьев, но основная масса широких листьев перемешана в нем с молодыми побегами. В состав второго сорта отчасти входит древесина, преобладающая в низкосортном чае, для которого с кустов срезают самые нижние ветки.

Чай сушат под открытым небом или в крытых помещениях, а затем прессуют его станком для изготовления плиток. Эту процедуру проделывают в Ячу (Яане), после того как туда привозят чай из соседних провинций. Там же плитки упаковывают в длинные бамбуковые корзины и в таком виде доставляют в Дацзяньлу. До сих пор чай переносили на своих спинах грузчики, но, после того как недавно построенную дорогу как следует утрамбуют, чтобы ее можно было использовать постоянно, людей скорее всего заменят машины. Носильщикам придется подыскать себе другой источник дохода; это будет непросто, и ряды бедняков значительно пополнятся. В Сикане не развита промышленность, и у кули нет других средств к существованию.

В Дацзяньлу чай сортируют. Товар, отправляемый в Литан, Батанг и другие относительно удаленные населенные пункты, перевозят в тех же корзинах, где он хранится.

Чай, предназначенный для Центрального Тибета, вынимают из корзин, заново упаковывают плитки, в зависимости от их размера, по четыре-шесть пггук в пачке, в свежевыделанные шкуры яков и очень крепко зашивают. Высыхая, кожа сжимается, образуя твердую, как дерево, непроницаемую оболочку. На каждого яка кладут два массивных тюка по шесть больших пачек в каждом, равномерно распределяя поклажу по бокам животного. Таким образом, проводя в пути по несколько месяцев со своими медленно бредущими гигантскими мохнатыми быками, погонщики доставляют в Страну снегов главный компонент местного национального напитка.

Я сказала «главный компонент», так как тибетцы добавляют в чай и другие продукты.

Вот рецепт этого тибетского напитка. Чай, тот самый, что привозят в Тибет и Монголию в плитках, кипятят довольно долго. Затем жидкость сливают в маслобойку; туда же бросают соль, масло и добавляют немного соды, придающей чаю приятный розоватый оттенок. Вся эта смесь энергично взбивается, а затем пропускается через бамбуковое сито, чтобы в ней не осталось ни одного чайного листочка. После этого напиток разливают по огромным чайникам, которые ставят на горячую золу или держат возле огня, чтобы подогреть остывший за время взбивания чай, не доводя его до кипения. Тибетцы предпочитают пить теплый чай, но я не разделяю их вкуса.

Поэтому, будучи в гостях у каких-нибудь почтенных людей, я не раз была вынуждена скрепя сердце пить остывший чай. Превосходный напиток с маслом, который я очень люблю, подавали дымящимся; после очередной прогулки на свежем воздухе мне очень хотелось согреться, но правила приличия требовали следовать примеру хозяев. Они же ждали, когда разлитая по чашкам жидкость остынет, до тех пор пока не появлялись слуги, торжественно шествовавшие с огромными, высоко поднятыми до уровня плеч чайниками, чтобы снова наполнить наши чашки, которые лишь тогда полагалось осушить наполовину. Зачастую чай становился почти холодным, и горячий напиток, который нам наливали, всякий раз постигала одна и та же участь.

Некоторые иностранцы полагают, что тибетцы кладут в чай цампу, но это неверно. Чай для питья делают именно так, как я рассказала, но из чая с цампой можно готовить твердую пищу. Для этого в миску наливают немного чая и добавляют туда столько муки, чтобы образовалась пышная масса, значительно выступающая за пределы посуды. Затем следует просунуть указательный палец правой руки в середину теста и осторожно повернуть его, да так, чтобы из миски ничего не выпало. После этого к указательному присоединяется большой палец, и массу поворачивают двумя пальцами. По мере того как она вбирает чай и становится все более сырой, податливой, в ход пускают другие пальцы и в конце концов сухое тесто принимаются месить всей ладонью (одной руки), превращая его в продолговатый катышек, который едят вместо хлеба с мясом и другими блюдами. Самые бедные едят это тесто само по себе; это равносильно тому, что жевать черствый хлеб. Гурманы готовят более изысканное блюдо. Хотя чай уже смешан с маслом, они добавляют его еще и в цампу, прежде чем замесить тесто, а некоторые бросают туда тертый сыр или сахар. Лама Ионгден, над чревоугодием которого я приоткрою завесу тайны, смешивал цампу с маслом, сыром и сахаром. Я же использую сыр, а нередко и сахар; масло же смешиваю с мукой без чая. Однако подлинное наслаждение — это цампа со сливками, густыми, снятыми с очень жирного молока дис[136], яков, или же цампа с простоквашей — излюбленной пищей тибетцев.