Дружелюбные - Филип Хеншер

– Они много работают, – сказал Анис. – Я хочу найти работу на почте: хорошую, уважаемую и стабильную. Но у меня нет разрешения находиться в стране. Я прожил в стране шесть лет и еще ни разу не создавал ей проблем. Как-то я сильно разболелся. Сходил к Бутсу, аптекарю, а он велел мне вызвать врача. Ну, я пошел, мне дали антибиотики, и я выздоровел. Мне пришлось идти в больницу, потому что только там меня бы стали лечить без документов, которых нет. И это единственный раз, когда я принимал лекарство, единственный, когда мне понадобилось то, что стоило денег. Налог на недвижимость платит брат, которому принадлежит дом; налог на доход платят те, на кого я работаю, и я не переживаю. Можете мне сказать, когда я сумею стать англичанином? А ты – англичанка? Тебе Джули помогла ею стать?

– Я родилась тут, – просто сказала Аиша.

Впоследствии, когда она подвозила Джули до дома ее матери на границе Крукса и Брумхилла: дорога, обрамленная вязами, и величественное каменное здание районной библиотеки, детские книги – на втором этаже; в открытых магазинах продаются мясо, фрукты, поздравительные открытки и плакаты, бакалея, газеты, книги, цветы, вино, одежда и обувь на любой вкус – для молодых и не очень, для детей, и все это в изобилии. При виде магазинов, владельцы которых так тревожились о будущем, Аиша едва не расплакалась. Ей пришло в голову, что Анис никогда ничего здесь не купит.

По дороге они с Джули немного поговорили об этом.

– Я и не знала о таком, – сказала Аиша. – Похоже, мне так повезло!

– В каком смысле повезло?

– Я и не нюхала ничего подобного. Родители переехали, потому что папе дали работу в университете. И дедушка продал большой дом в Старой Дакке, в котором никто не жил, чтобы они смогли купить себе что-нибудь здесь. И мы прожили тут всего три года, когда в один прекрасный день папа просто пошел в магазин и купил видеомагнитофон.

– А разве первым делом все покупают не телевизор?

– Ой, ну ты понимаешь, о чем я, – сказала Аиша. – У этих людей… у них ничего нет.

– Есть у них видик, – сказала Джули. – Я случайно знаю, что у них в гостиной, где спит на диване парень, который нам открыл, стоит телевизор, ну и видик тоже.

– Ну, я не про… – Аиша осеклась. Она не знала, как описать свои чувства. – Нам не приходилось делить с кем-то спальню и вешать на кухонный шкафчик замок, чтобы не воровали чайные пакетики. Мы просто приехали – и мама почти сразу же пошла в «Коул Бразерс» и заплатила кредиткой. Людей разделяет класс, а не раса.

– Ну, хорошо, – сказала Джули. – Ну, допустим, на должность твоего папы претендовал бы англичанин. Ну не присвоил бы он эти, скажем, двадцать тысяч в год, и достались бы они англичанину? Думаешь, лучше было бы, если бы вместо этого приехали пять Анисов, которым на стройке платят нищенские четыре тысячи?

– Когда папа только приехал, ему столько не платили, – возразила Аиша. – И он был рядовым преподавателем.

– И тем не менее…

Они подъезжали к жилищу матери Джули: половине большого кирпичного коттеджа с гигантским рододендроном у ворот. Пять лет назад отец убежал из дома с девушкой, некогда бывшей его ученицей в школе в Пик-Дистрикт. Мама выглядывала в окно, ожидая их. И вот теперь, радостная, стояла у окна во двор, держа на руках буйного такса Экклза – толстую извивающуюся сардельку – и пытаясь помахать его рыжей передней лапой.

– Надолго сюда? – спросила Аиша.

– Только до пятницы, – ответила Джули с шутливым шеффилдским акцентом. – Я всамделе устаааала от борьбы.

– Ничего не поняла… Ладно, поехала я. Будет нужна помощь – звони.

– Зайди хоть на чашку чаю. Мама будет ужасно рада видеть мою «умненькую подружку». А знаешь, – заметив, что Аишу это не вдохновило, продолжала она, – больше всего меня беспокоят женщины. Когда мужчины обретают статус попрочнее того, что у Аниса, они зовут тебя и просят помочь с визой для жен. Те приезжают – не знают ни слова по-английски и так и не учатся. И сидят в задних комнатах и кухнях, изредка выглядывая в окно. И все.

– Не все! Моя мама….

– Я не говорю о таких, как твоя мама. Она не жертва классовой борьбы. Ладно, спасибо, что подвезла. Увидимся.

И вот, довольно быстро, она очутилась дома. И поживет тут еще немного. И выйдет в большой мир, как и все остальные. Но не так, как Анис, полагающийся на милость человека, которого зовет братом: некоего Куддуса, который только с этого дома имеет тысячу четыреста сорок фунтов в неделю – в год набегает где-то в районе семидесяти пяти тысяч. Она всегда здорово считала в уме. Нет-нет, так с ней не будет. Спустя пару месяцев жилище ее родителей перестанет быть ей домом. Пока же она въезжает на дорожку, ведущую к новому и почти незнакомому зданию. Вот мать, радостная, уже идет к крыльцу, а за ней – бедолага Раджа; столько счастья, как будто она вернулась после долгой отлучки. Брат – кстати, а почему он не в школе? – изо всех сил выражает радость, машет сестре и ухмыляется ей во весь рот. «Не знаю, заслужили ли мы все это», – подумала Аиша. И вспомнила, что мать особенно ласкова с ней после той истории, когда она написала дурацкое письмо соседскому сыну. До отъезда в Женеву на вторую стажировку ее окружили заботой и надавали кучу советов.

4

Когда Ада Браунинг только приехала, все инженеры казались ей одинаковыми. Умные лица, сметливый вид и одежда из нейлоновых тканей, которую так любят университетские инженеры; и в какой-то момент все утрачивают способность замечать женщину. Спустя некоторое время она начала отличать Боба от Дэвида, а Фила от Джеймса – и далеко не всегда по возрасту. Она работала на своем месте уже двадцать лет, и как только познакомилась со Стивом Смитерсом, так с ним и не поладила. Дело в том, что он обращается с ней как с ребенком, считала она. Шариф, напротив, нравился ей: он не мялся, вертя в руках то одно, то другое, прежде чем попросить ее об одолжении. Зашел, задал вопрос и снова ушел.

И после получаса в обществе Стива Смитерса она прямо-таки обрадовалась, увидев в дверях Шарифа.

– А не хотели бы вы сменить кабинет? – спросила она.

– Я?.. Да нет, не думаю… – Шарифа вопрос озадачил. – Ну, если без этого никак, то конечно, но…

– Все в порядке, – сказала Ада. – Проблема решена, думаю. – И, значит, теперь можно идти к Стиву Смитерсу и с чистой совестью сказать, что она рассмотрела все возможности, но, к сожалению… – Чем я могу вам помочь?

– Не подозревал, что вы знакомы с моим соседом, – сказал Шариф. – Видел, как вчера вы к нему заходили. Сначала и не понял – потом гляжу: вы в черном.

– О, так вы сосед Хилари Спинстера? Бедняжка Селия. Она была мне настоящей подругой. Мы знали друг друга много лет – кажется, она родила четвертого тогда же, когда я – первенца. В конце позапрошлой недели, только я ему позвонила, и он сказал, что она слишком плоха, чтобы принимать гостей, а в понедельник позвонила его дочь и сообщила, что вчера Селию похоронили.