Цвет боли. Красный - Эва Хансен

— А о… Хильде?

— Сомневаюсь, что ты сможешь об этом промолчать. Это не противозаконно, никто не мешает по взаимному согласию заниматься такими вещами. М-да… плохо все.

— А что там на флэшке Марты, почему Анна так боялась?

— Это то, что искали мы с Оскаром, об организации торговли секс-рабынями, помнишь, я рассказывал.

— Анна этим занималась?

— И не только она.

— А Марта их разоблачила?

Ларс усмехнулся:

— Марта затеяла какую-то большую игру. Она играла и на Анну, и против нее. Видно, доигралась.

— Но ведь ее убила не Анна?

— Значит, те, на кого Марта работала против Анны.

Я вспомнила Марту, ее часто излишнее, навязчивое любопытство, ее торопливость в тот день. Да, на праведницу Марта не похожа, значит, просто оказалась между двумя жерновами? Тогда мне ее жаль…

— А зачем Анне были нужны мы?

— Кто вы? Марту и Оле она знала раньше, Улоф, как видишь, быстро стал подручным, Курт — мальчик на побегушках, а ты… Ты не выполнила своей задачи.

— За что и поплатилась?

— Линн, ты была так дурацки подвешена, что я диву дался. Знаешь, так вешают кукол в театрах — чтобы не соскочили со своих крючков.

Я не знала, как вешают марионеток, но все равно возмутилась:

— Но я задыхалась!

— Потому что в какой-то момент начала дергаться. В таком положении спокойно можно висеть сутками, только руки и ноги затекут.

— Она рассчитывала, что я начну дергаться?

— Не думаю, она ведь знала, что я вот-вот появлюсь в квартире. Скорее, предупреждала меня, что ты тоже марионетка.

— Господи, бред какой! Что за склонность к театральным эффектам?!

Ларс рассмеялся:

— Было у нее такое, обожала не просто сессии проводить, а обставлять их всякими страстями. У Паулы обязательно кресты распятий, сумасшедшая подсветка, маски, много металла, веревки и подвесы в самых нелепых позах, весь антураж такой, что не захочешь, задергаешься.

— Поэтому ты не испугался, когда обнаружил, что мы висим?

— Да. Догадывался, что все это игра.

— За такие игры саму надо бы подвесить!

Ларс кивнул, но не поддержал. Жалеет?

— Ларс, надо сказать о флэшке полицейским, они же будут спрашивать.

— Нет, два года назад Оскар уже отдал собранные материалы, они пропали, словно вода в песке. На сей раз разберемся сами.

— Только не это!

— Боишься? Я не буду вмешиваться, отдам Оскару, он все сделает без полиции.

Детективы не явились на остров, они предпочли затребовать нас троих на место преступления. Не лучшее начало года, если честно…

Но еще хуже оказалось в Бюле. Я всегда любила этот бабушкин домик, пусть он не шел ни в какое сравнение с замком Ларса, пусть в нем были минимальные удобства, он мал, не всегда хорошо протапливался и в сильные морозы там прохладно, все что угодно, но это наш дом. Там я в детстве проводила каникулы, туда из всех поездок возвращался папа, там мы встречали праздники, там было уютно не столько от камина, сколько от душевного тепла.

Оказавшись в бабушкином доме теперь, я поняла, что для меня он больше никогда не будет таким. Внешне ничего не изменилось, все на своих местах, но стоило только посмотреть на потолочную балку, как вспоминались веревки, перекинутые через нее и весь наш с Ларсом кошмар. Лестница напоминала о том, как по ней сначала пыталась сбежать, а потом падала Анна-Паула…

Нет, дом, где мы заглянули в глаза смерти, причем, смерти медленной и мучительной, больше никогда не будет таким же уютным и теплым. В нем поселился призрак этой несостоявшейся смерти.

Видно это же чувствовала и бабушка, она передернула плечами:

— Мерзко смотреть на диван, на котором лежала эта дрянь. Дом придется продать. Жаль, его строил еще твой прадед, Линн.

Я вдруг сообразила:

— Ты папе рассказала?

— О вчерашнем? Нет, только сказала, что мы с тобой в гостях на острове. Ни к чему ему знать, он ведь собрался…

— Что собрался?

Бабушка притормозила явно потому что вокруг чужие. Что там с папой? Вдруг она махнула рукой:

— А! Все равно тебе пора узнать, что у тебя скоро появится молодая мачеха, причем, русская.

— Что?!

— Твой отец собрался жениться на русской.

— Он будет жить в России?

— Нет, но у него там много работы в предстоящий год. Однако, сейчас это не важно.

Хотелось сказать, что это смотря для кого. Может, детективам и важны все улики с места преступления, а вот для меня важней сообщение о папе. Маме я давно не нужна, для нее всегда была важна только она сама, ее бизнес, ее успех… У бабушки теперь есть Свен, у папы его русская жена, а я? Я покосилась на Ларса. Вчера он сетовал, что я оставила коробочку с кольцом для помолвки под рождественской елкой, и перед кошмаром с повешением вроде делал мне предложение, а сегодня молчит об этом, словно ничего и не было. Но я гордая, сама ни за что не заговорю первой.

Ларс вообще вел себя как-то отчужденно. Что за странное поведение, он чуть смущен?

Из трех инспекторов, осматривающих бабушкин дом, один вел себя тоже несколько отстраненно, он не задавал вопросов, не распоряжался действиями фотографа, ничего не записывал, он просто смотрел. Контролер, что ли?

Перехватив мой взгляд, детектив кивнул и направился в мою сторону.

— Здравствуйте, я Даг Вангер, расследую убийства девушек из-за самоповешения. Кайса и Бригитта, думаю, вам знакомы эти имена.

— Да, знакомы.

— А еще, думаю, то, что произошло здесь, с ними связано. Мне нужно поговорить с вами.

Я кивнула.

— Это не мой район, но, услышав имя Анны Свенссон, я приехал. Как только детективы закончат здесь, прошу проехать со мной.

— Я задержана?

Бровь инспектора изумленно приподнялась:

— Есть за что? Нет, просто у меня много вопросов. И вы тоже, пожалуйста, — это уже Ларсу. Тот кивнул.

— Мне нужно, чтобы вы ответили на ряд вопросов об Анне Свенссон.

Ларс отвел меня в сторону:

— Как ты? Заново пережить кошмар этой ночи…

Я слабо улыбнулась:

— Ничего… к тому же не вся ночь была кошмарной. Мне кажется, что ты переживаешь даже сильней.

— Линн, у меня чувство вины, если бы ты не связалась со мной, ничего этого не было бы.

— Я думаю иначе: если бы ничего этого не было, мы с тобой не познакомились.