Алая Завеса. Наследие Меркольта - Роман Александрович Покровский

чаем. – Если вы покопаетесь поглубже, поймёте, что я прав.

Инспектор молчал.

– Думаете, что напрасно потеряете время? – нарушил тишину Юлиан. – Вы как раз напрасно теряете его сейчас. Любое промедление будет стоить нам всего. Если Рейнхардт получит город, обратного пути не будет.

– Какая разница, в чьих руках окажется город? Они ведут свои игры, но нас это никак не касается. Мы жили своей жизнью, и будем жить дальше.

– Вам нравилась жизнь при Молтембере? Вы не боялись наступления каждого нового дня? Не думали, что жертвой очередного теракта станете именно вы?

Глесон снова начал кашлять. Когда это закончилось, он вытер лицо платком и многозначительно посмотрел в глаза Юлиана.

– Молтембера давно нет в живых, – сухо сказал он. – Он там, откуда никто не возвращается.

Юлиану надоел этот бессмысленный спор. Он устал убеждать всех окружающих в том, что их восприятие реальности покрыто пеленой, и давно пора скинуть её для того, чтобы открылась ужасающая правда.

Никто не слушал его. Даже самые разумные и достойные.

– Спасибо за чай, мистер Глесон, – сказал Юлиан и встал из-за стола.

– Ты уже уходишь?

– Ухожу. В отличие от вас, я тороплюсь. Если вы отказываетесь мне помочь, я займусь этим сам.

Юлиан ожидал, что провокация подействует на Уэствуда, но инспектор молчал. Наверняка, его голову переполняли мысли, каждая из которых была негативнее предыдущей, но он не осмеливался произнести хоть что-то.

У юноши не было желания убеждать Уэствуда или давить ему на жалость. Инспектор должен понять, что Юлиан давно уже не мальчик, и сам может принимать серьёзные решения.

Возможно, Уэствуд это понял, но никак не отреагировал. Юлиан выждал ещё несколько секунд, после чего демонстративно развернулся и ушёл.

Он понятия не имел, как будет действовать дальше. Сказав Уэствуду, что он сам будет пытаться изобличить Сорвенгера, Юлиан загнал себя в самую настоящую ловушку. Обещания надо держать, но без какого-либо осмысленного плана это сделать невозможно.

На стороне Сорвенгера были не только амбиции, интеллект и последовательность. Он владел силой – не абстрактной духовной, а самой настоящей, которая способна менять бытие. Юлиан окажется разорван в клочья в первую же секунду, потому что один в поле не воин.

Никто не встанет на его сторону. Никто не поверит, что все его бредни являются истиной. Друзья во многом поддерживали его, но не в тех случаях, когда его слова противоречили тому, что они видит.

Юлиан понимал, что не имеет права злиться на них, потому что сам поступил бы так же. Но не мог. В одночасье они стали частью того мира, которому Юлиан противостоит в одиночку.

Выходит, и бороться не стоит, ибо бой заранее проигран. Возможно, Уэствуд оказался прав в том, что не имеет никакого значения, кто займёт кресло мэра. В любом случае, ничего изменить не удастся.

Юлиан поражался тому, как быстро он стал сдаваться. Год назад он считал себя тем, кто ради исполнения своей цели свернёт горы, а сейчас одна лишь разумная мысль остановился все его начинания.

Он меняется. Это невозможно не заметить. В лучшую сторону или худшую – покажет только время. Сейчас же только оставалось принять этот факт и жить этой жизнью.

Во всяком случае, теперь он понимает, что бывают неисполнимые миссии. К великому сожалению, в реальной жизни гор никто не сворачивает, а воды ни перед кем не раздвигаются. Каждый действует в меру своих возможностей, и у них всегда есть потолок.

А потолок паренька, которому вот-вот исполнится лишь восемнадцать, априори невысок.

– Но кое-что я ещё могу, – вслух сказал Юлиан.

Никто не слушал его, но аудитория и не требовалась. Он должен был внушить это самому себе.

Потолок возможностей Юлиана предусматривал исполнение той миссии, на которую он решился. Хелен была права – Юлиан должен совершить мужской поступок. Он не должен сдаваться тогда, когда в его силах всё исправить.

Конечно же, речь шла о Пенелопе. Никто его больше не мог так вдохновить.

События в церкви оставили свой отпечаток. Юлиан предполагал это ещё тогда, но теперь решил для себя всё окончательно.

Без неё он живёт не своей жизнью. Без неё он не станет тем, кем мог бы стать. Без неё он – всего лишь кожаная оболочка.

Поразительно. Одно лишь воспоминание о Пенелопе могло перенаправить поток, льющийся из его сознания, в совершенно иное русло. Пять минут назад он думал лишь о том, как убедить город в нецелесообразности назначения Сорвенгера, а теперь его голова была поглощена лишь ей – девочкой, которая когда-то давно, в предыдущей жизни, угостила куском торта нелепого пажа миссис Ривальды Скуэйн.

Пусть весь город катится в Эрхару – вместе с Сорвенгером и теми, кто им вдохновлён. Юлиан будет бороться с этим при помощи бойкота. Он будет счастлив наперекор всем, кто хочет причинить ему боль.

Юлиан долго готовился к встрече с Пенелопой. Он купил букет аметистовых стеблей в «Прелести Анны». Написал в голове трогательный монолог о любви, борьбе и верности, раз за разом повторяя его шёпотом для того, чтобы не забыть.

Он боялся, что растеряется в самый нужный момент. Его колени и губы тряслись, но он не обращал на это внимания. Юлиан должен быть тем мужчиной, которого заслуживает самая лучшая девушка на свете – Пенелопа Лютнер. Та, которая пришла ему на помощь даже в чёрный день и, возможно, спасла от смерти.

Смеркалось.

Улица «Грилленштрассе», которую чаще называли просто «Сверчковая», была абсолютно пустой. Юлиан слышал уханья сов, звук проезжающих вдалеке немногочисленных машин и своё неровное дыхание.

Ещё немного и его судьба определится.

Он готов поговорить один на один не только с Пенелопой, но и с её строгим отцом. Возможно, его эмоции схлынули после того злосчастного дня, и он согласится пойти на диалог.

Впрочем, Юлиан был настроен и на менее позитивный вариант развития событий.

Он хотел, чтобы время пролетело быстрее, и он наконец оказался на пороге Лютнеров. Но, в то же время, вторая половина его души желала, чтобы дорога была бесконечной, потому что тогда он точно будет в безопасности.

Но время решило всё за него – Юлиан уже видел впереди себя знакомый порог. Он остановился на несколько секунд для того, чтобы собраться с мыслями. Не так страшно растеряться в ответственный момент – Пенелопа всегда принимала его таким, какой он есть на самом деле. Страшно было всё испортить.

Хотя, куда ещё хуже?

Юлиан сделал несколько решительных шагов вперёд. Невидимый барьер – иллюзорный, выдуманный им же самим, заслонил ему дорогу.