Директор - Джозеф Файндер

Кэсси теребила себе волосы. Ник даже не знал, слушает она его или нет.

– Кровоизлияние в мозг, – продолжал он. – Лаура умерла в больнице на следующий день.

– Хороший ты человек, Ник.

– Нет, – ответил Ник. – Я не хороший. Но мне чертовски хотелось бы им стать.

– Ты отдаешь другим всего себя.

– Ты не знаешь, о чем говоришь. Ты не знаешь меня. Ты не знаешь всего, что я сделал. Ты не знаешь, сколько я отнял…

– Ты дал мне новую семью.

«А перед этим отнял у тебя отца!» – подумал Ник. Он долго смотрел на Кэсси и смеялся над своими подозрениями в ее адрес, смеялся над собой, вспомнив, как боялся того, что Кэсси проникла к нему в дом, чтобы уличить его в убийстве отца.

Потом Ник подумал о том, как плохо разбирается в людях. Не раскусил же он Скотта Макнелли, хотя с самого начала и понял, что за птица Тодд Мьюлдар. Эдди Ринальди? Насчет него Ник никогда не питал особых иллюзий. Его совершенно не удивило, когда Эдди стал угрожать выдать его полиции.

А Кэсси? С самого начала Ник не мог ее понять и не очень хорошо понимал ее даже сейчас. Может быть, ему застилали глаза страшное чувство собственной вины и ее непреодолимая привлекательность? Ясное дело, психика Кэсси была не очень устойчива. Но ведь она страдала депрессиями, да еще и потеряла отца. Тут у кого хочешь крыша поедет!.. Что же будет с ней, когда она узнает всю правду?!

Ника не пугали угрозы Ринальди признаться во всем полиции. Участь этого мерзавца тоже не волновала Ника.

Ник решил, что расскажет Кэсси всю правду, как только вернется с детьми с Гавайев. А потом пойдет и расскажет все детективу-негритянке.

Ник не сомневался в том, что его арестуют, даже если окружной прокурор решит, что это была самозащита. Он все-таки убил человека.

После разговора с Осгудом в Бостоне Ник поехал на такси в крупную юридическую фирму «Роупс и Грей», где у него был знакомый, занимавший должность адвоката на уголовных процессах. Это был умный и порядочный человек, с которым Ник познакомился еще в Мичигане. Ник рассказал ему всю правду о случившемся.

Выслушав Ника, адвокат ужаснулся и прямо заявил, что сухим из воды в такой ситуации не удалось бы выйти никому. Он сказал, что, в лучшем случае, Ника признают виновным в непреднамеренном убийстве, и тогда он проведет в тюрьме года два. Однако, по его мнению, Нику легко могли дать гораздо больше – пять, семь и даже десять лет тюрьмы – за то, что он пытался замести следы: прятал труп и скрывал улики. Адвокат сказал, что если Ник хочет сдаться властям, он найдет для него адвоката в Мичигане и добьется, чтобы дело Ника слушалось в его родном штате. Он сказал, что договорится с окружным прокурором в Фенвике, чтобы Нику зачли явку с повинной, и честно предупредил, что все это будет стоить больших денег.

Теперь Ника больше всего волновала участь детей.

Что с ними будет? Станет ли о них заботиться их тетя Эбби?

Мысли об этом не давали ему покоя.

Однако, решив наконец во всем признаться, Ник почувствовал большое облегчение. Он вспомнил сон о том, как разложившийся труп Эндрю Стадлера, спрятанный в бетонном подвале, и понял, что не может больше лгать. Правда о содеянном рвалась наружу.

Где-то через неделю после совместного отдыха с детьми он скажет Кэсси всю правду!

Ник даже начал про себя репетировать этот разговор.

– Что с тобой? – спросила Кэсси.

– В последнее время я много думал и принял, наконец, ряд решений.

– Ты думал о «Стрэттоне»?

– Нет. Я думал о своей жизни.

– Неужели все так плохо? – озабоченно спросила Кэсси.

– Нет, – покачал головой Ник. – Теперь все будет хорошо.

– Нам будет хорошо?

– Видишь ли, это не совсем о нас.

– Как это?

– Придет время, и ты все узнаешь.

Кэсси погладила его по руке. Ник взял ее маленькую дрожащую ручку в свою большую сильную ладонь.

«Рука, убившая ее отца!» – с горечью подумал он.

– Завтра мы улетаем, – сказал он. – На Гавайи. На несколько дней. Я уже взял билеты.

– На Гавайи?

– На Мауи. Лауре там больше всего нравилось. Мы открыли это чудесное место еще до того, как у нас появились дети. Мы жили там в домике прямо на берегу океана. У домика свой бассейн, но кому он нужен, когда в двух шагах весь Тихий океан!

– Какое райское место!

– До гибели Лауры мы каждый год все вместе ездили туда. Это было лучшее время в году. Лаура всегда заказывала один и тот же домик. По-моему, это были самые счастливые времена нашей жизни. Помню, в последний приезд мы как-то лежали с Лаурой в постели, и она сказала, что хочет, чтобы все это никогда не кончалось…

– Как здорово! – пробормотала Кэсси. У нее горели глаза, но общее выражение ее лица было непривычно умиротворенным.

– Я позвонил в туристическое агентство, и, к моему удивлению, оказалось, что наш домик свободен.

– А ты уверен, что хочешь возвращаться туда, где все будет напоминать тебе о Лауре? Может, лучше поехать в новое место, чтобы потом были новые воспоминания?

– Может, ты и права. Я знаю, что не буду там так счастлив, как раньше. И тяжелые воспоминания у меня тоже будут. Но все равно, это станет началом чего-то нового. Мы будем там одной дружной семьей. Никаких споров, выяснений отношений… Мы будем бегать по пляжу, купаться, отдыхать, объедаться ананасами и ни о чем не думать! Конечно, все будет не так замечательно, как раньше, но это станет чем-то, что мы сможем вспоминать, когда наступят перемены. А перемены обязательно наступят.

– А дети могут не ходить школу?

– Я уже позвонил туда и попросил, чтобы их освободили от занятий на несколько дней. Я уже забрал билеты, – с этими словами Ник вытащил из кармана билеты и помахал ими веером с таким видом, словно это козырные карты.

– Три… Три билета, – пробормотала Кэсси и сложила руки на груди.

– Да. Я и дети. Вся наша семья. Я уже не помню, когда мы ездили куда-то втроем без посторонних.

– Вся семья… Без посторонних… – сдавленно пробормотала Кэсси.

– Мне важно восстановить добрые отношения с детьми. Ты с ними лучше находишь общий язык, чем я, и это здорово. Но все-таки это не совсем правильно. Зачем мне устраняться от общения с собственными детьми и сваливать все на тебя? Ведь я их отец. Пусть и не самый замечательный… Я хочу сплотить нашу семью, чтобы ее члены всегда любили и поддерживали друг друга.

Кэсси промолчала. На ее лице застыла напряженная маска.

– Извини, Кэсси, – пробормотал Ник, поняв, что повел себя нетактично. – Поверь, мы тебя тоже любим.

У Кэсси странно подергивались веки, а на шее пульсировала жилка. Казалось, она с трудом держит себя в руках или пытается не выпустить на волю.