Сказания Меекханского пограничья: Север – Юг - Роберт М. Вегнер

любого мужчину и мальчика старше десятого года жизни. Потом уничтожали сосуды с водой, а если лагерь стоял подле источника, отгоняли его жителей в глубокую пустыню и оставляли там, чтобы солнце и песок взяли свое. Последний такой рассказ происходил из времен молодости его отца.

Несмотря на это, он знал наверняка, что мужчина говорит правду. Он хотел, чтобы Йатех жил. На свете нет ничего сильнее, чем ненависть между родственниками.

Но он пил. Пил глупо и безрассудно, понимая, что должен набрать в рот воды и плюнуть ею в лицо врагу в надежде, что, разъяренный пустым расточением воды, тот перережет ему горло. Ненависть в глазах чужака была холодна, словно лед. Этот человек был заинтересован удержать его при жизни любой ценой — только затем, чтобы исполнить свой обет.

— Будешь жить, — повторил тот с каким-то мрачным удовлетворением в голосе. — Растяните его.

Умело и быстро они вбили в песок четыре колышка, к которым привязали запястья и стопы пленника. Один из них принес покрывало и набросил его на тело Йатеха.

— Переживешь эту ночь и следующую — тоже, — проворчал к’к’на. — А послезавтра доберемся до лагеря и там-то решим, что с тобой делать.

Они развернулись и исчезли из поля зрения.

Девушка появилась из ниоткуда. На этот раз он видел только овал лица на фоне темнеющего неба. Чувствовал ее взгляд. Тот жег его.

— Скорпион, — сказала она, склоняясь над ним. — Мой маленький, личный, персональный скорпион.

Был у нее странный акцент — странный, потому что привычный. Был это акцент восточных племен д’иахир-ров, именно такой, как у всех в его афраагре. Могла она в любой момент войти в любое поселение и смешаться с жителями, выдав себя за какую-нибудь далекую родственницу. Она склонилась над Йатехом и лизнула его в щеку. Потом в другую. Похлопала по лбу, подцепила пальцем его губу и обнажила зубы. Подула в нос.

— Ты выглядишь здоровым экземпляром, сын предателей. Хорошо упитанным и сильным. Скажи мне, зачем ты пил его воду? Знаешь же, что тебя ждет…

Он молчал. И думал, интенсивно и ясно, впервые за пару последних дней. Девушка была настоящей, истинной, не видением, он чувствовал ее прикосновение, чувствовал дыхание. Но люди песка ее не замечали, не обратили внимания на силуэт, присевший на гребне дюны, и не видели ее сейчас, хотя лагерь их находился лишь в нескольких шагах, а говорила она довольно громко.

— Не услышат меня, — проворчала она, безошибочно угадав его мысли. — И не увидят. Они — уже духи, последние из племени, много лет странствующие по пустыне в поисках следов родственников, побратимов или других людей песка. Я сопутствую им уже какое-то время, скрываясь в тени их безумия. Чувствую, как оно растет, набухает, как гноящаяся язва. Все говорящие камни пусты, а если у какого-то из источников они и находят знаки, то оказывается, что тем — десятки лет. Наконец-то вам, потомкам предателей, удалось завершить длиннейшую войну в истории мира. Два с половиной тысячелетия вы режете друг друга — и вот их осталось лишь пятеро, четверо этих и еще Слушающий Песок, благодаря дарам которого они до сих пор избегали смерти. Но он уже стар — и умирает. Когда уйдет — они тоже погибнут, поскольку лишь его умение формировать Силу стоит между ними и пустыней.

Она склонилась низко, почти прикасаясь к его лицу:

— Зачем ты пил его воду? Я наблюдала за тобой, искала к тебе ключик, но мне нужно быть уверенной. Разве не пришел ты сюда за смертью? Зачем продлеваешь агонию? Почему держишься за жизнь? Покажи мне…

…Исанель. Лежит на постели и спит. Спокойное дыхание заставляет ее грудь слегка подниматься. Давно миновала полночь. Еще три-четыре часа — и рассвет позолотит горизонт.

Он не мог заснуть, стоял у окна, глядя на спящую девушку, и, сжимая в руках мечи, беззвучно молился. Законы ясны. Нет в них никакой двусмысленности, никаких способов обойти их, он должен был забрать ее в горы, в семью. Если их свадьба состоится, им нужно теперь, в нынешнюю уже ночь, прежде чем взойдет солнце, принести друг другу клятву, смешать кровь так, чтобы падающие капли соединились на острие его меча. Потом она должна ехать с глазами, закрытыми повязкой, чтобы лишь в афраагре, если старшие выразят согласие, еще раз увидеть его лицо. В последний раз. Было бы у нее три дня, целых три дня, чтобы насытиться светом. А потом?

Горизонт на востоке явственно просветлел, зарозовел, осталось немного времени. Исанель…

Нет! Он дернулся, выгнулся, аж затрещали воткнутые в песок колья. Нет! Прочь из моей головы!

— Нет, — проговорила она спокойно и тихо. — Я должна знать. Ты ведь даже не подумал тогда, чтобы дать убить себя ее отцу, брату, кому бы то ни было. Даже не мелькнуло такое в твоей голове. Раздумывал только над двумя вариантами: взять ее с собой или убить. Или так тебе было удобней?

Внезапно она засмеялась.

— Сладкое безумие, малое безумие, мое безумие, — пропела она. — Битва и ночь, взрыв, который разорвал гуон-ве в клочья, они говорили, что никогда такого не случится, говорили, что от нас не сбежишь, говорили, что будешь наша навсегда. Но нет, Маленькая Кана сбежала, Маленькая Кана умна, Маленькая Кана терпелива. Она не может уже ходить с людьми песка, они не удержат хел’заав, когда тот придет за Маленькой Каной. Маленькой Кане нужен собственный охранник. Маленький скорпион, который ужалит, когда придет нужда. Но она должна знать, что ты и вправду скорпион. Настоящий маленький скорпион. Только для нее…

Какое-то время она глядела на него то одним, то другим глазом, попеременно щурясь и поворачивая голову. Как птица, оценивающая, что именно она нашла и годится ли оно в пищу.

— Скажи же мне, — продолжила она, — то ли ты, что я ищу? Слышишь? Почему ты отнесся к тому мужчине таким вот образом? Слышишь…

…звон и тишину. И в тишине этой рождается медленный вой, странный, хрипящий, булькающий. Йатех стоит на плацу, глядя на секундантов противника, только на них, потому что Саворех уже на коленях, с рукой, сломанной как минимум в двух местах, с разбитым правым коленом и горлом, распухшим от удара рукоятью меча. Йатех шевелит мечом, клинок которого легко упирается в пах мужчины, — и вой смолкает. Тишина снова наполняет пространство, и внезапно он слышит нечто, что похоже на ворчание признания. Меекханцы, купцы, несколько солдат, дворяне смотрят на него, он чувствует эти взгляды, но в них нет враждебности. В этом они подобны его племени, ценят