Манипуляция сознанием. Век XXI - Сергей Кара-Мурза

Вот философ-марксист, профессор МГУ А.Бутенко пишет в 1996 г. об СССР: «Ни один уважающий себя социолог или политолог никогда не назовет социализмом строй, в котором и средства производства, и политическая власть отчуждены от трудящихся. Никакого социализма: ни гуманного, ни демократического, ни с человеческим лицом, ни без него, ни зрелого, ни недозрелого у нас никогда не было». Почему же? Потому, что «по самой своей природе бюрократия не может предоставить трудящимся свободу от угнетения и связанных с ним новых форм эксплуатации, процветающих при казарменном псевдосоциализме с его огосударствлением средств производства». Здесь антисоветизм соединяется со стереотипом абсолютной антигосударственности: бюрократия, т. е. государство, якобы по самой своей природе – эксплуататор!

Разумеется, никакое государство не может выполнять своих задач, не изымая у граждан части продукта их труда. Но в целях манипуляции здесь используется подмена понятий – изъятие подменяется понятием эксплуатации. На деле существует два способа изъятия прибавочного продукта – через рынок и через повинность. Под повинностью понимается любое отчуждение части продукта, которое не возмещается через рыночный обмен (барщина, алименты, отобрание получки женой и т. д.).

В марксистском понимании эксплуатация как изъятие прибавочной стоимости возникает, когда есть акт купли-продажи: я тебе рабочую силу, ты мне – ее рыночную цену. И суть эксплуатации в том, что рабочая сила производит прибавочную стоимость, которую присваивает покупатель рабочей силы – владелец капитала («капитал – это насос, который выкачивает из массы рабочих прибавочную стоимость»).

Советское общество относилось к тому типу обществ, где прибавочный продукт перераспределяется через повинности. У советского государства с рабочими были во многом внеэкономические отношения. «От каждого по способности!» – это принцип повинности, а не рынка. Все было «прозрачно»: государство изымало прибавочный продукт, а то и часть необходимого – возвращая это на уравнительной основе через общественные фонды (образование, врач, жилье, низкие цены и др.).

Была ли здесь эксплуатация? Только в вульгарном смысле слова, как ругательство. Не более, чем в семье (потому и государство было патерналистским, от слова патер – отец). Маркс в «Экономических рукописях 1857–1859 годов» (соч., Т. 46, ч. П) специально показывает, что рабочий, нанятый даже буржуазным государством, в политэкономическом смысле не является объектом эксплуатации. Он поясняет это на примере, когда государство строит дорогу, которая нужна всем членам общества. Деньги, истраченные на строительство дороги, представляют собой не капитал, а общественный доход, в том числе и самих рабочих, в отличие от их индивидуального дохода. Маркс пишет: «Правда, это есть прибавочный труд, который индивид обязан выполнить, будь то в форме повинности или опосредованной форме налога, сверх непосредственного труда, необходимого ему для поддержания своего существования. Но поскольку этот труд необходим как для общества, так и для каждого индивида в качестве его члена, то труд по сооружению дороги вовсе не есть выполняемый им прибавочный труд, а есть часть его необходимого труда, труда, который необходим для того, чтобы он воспроизводил себя как члена общества, а тем самым и общество в целом, что само является всеобщим условием производительной деятельности индивида».

Но рабочие легко приняли лжемарксистскую формулу их эксплуатации государством потому, что все слова были знакомыми и точно укладывались в стереотип: «рабочих эксплуатирует работодатель». Достаточно было только путем длительного повторения перенести понятие «работодатель» с капиталиста на советское государство и создать таким образом ложный стереотип, произвести канонизирование настроений.

Этот ложный стереотип опирался на важное чувство – «ревность обделенного». Слова об эксплуатации грели душу – приятно, когда тебя жалеют. А кроме того, сама советская пропаганда внушила, что мы вот-вот будем потреблять материальных благ больше, чем в США. А раз не больше, значит, нас эксплуатируют. Кто? Государство, ведь капиталистов у нас нет.

Это – важный источник хрупкости любого идеократиче-ского государства. Оно берет на себя слишком много – роль отца. Если в семье плохо – отец виноват. Либеральное государство изначально снимает с себя ответственность, оно лишь следит за порядком на рынке. Источником личных невзгод здесь являются стихийные законы рынка – так это воспринимается массовым сознанием. Государство в таком случае не только не несет вины, но оно всегда выглядит благом, поскольку хоть чуть-чуть смягчает жестокие законы рынка (дает субсидию безработному и т. д.).

Возможно, хотя и не очевидно, что советское государство могло оставлять рабочим больше благ. Но оно находилось в состоянии войны, пусть холодной. Это важное условие было вытеснено из общественного сознания, и все его как будто забыли. А в состоянии войны главнейшая обязанность государства – защита страны и граждан. И на это советское государство тратило значительную долю изъятого «прибавочного продукта». Кстати, нареканий к выполнению этой его обязанности не было. В СССР было бы дикостью даже помыслить, чтобы какой-то Хаттаб из Иордании год за годом ходил по Кавказу и стрелял в советских граждан.

Канализирование стереотипа эксплуатации на государство можно было бы блокировать, если бы удалось резко сменить понятийный аппарат и выйти за рамки всего набора связанных стереотипов. Прежде всего, отказаться от понятия эксплуатации как понятия, легко поддающегося фальсификации. Эта его уязвимость связана с тем, что это – понятие «высокого уровня», сильно идеологизированное и связанное с осязаемыми величинами слишком сложной цепочкой взаимозависимостей.

Конечно, выход из круга сложных стереотипов и использование абсолютных, «земных» понятий переводит рассуждения на более примитивный уровень и снижает познавательную силу умозаключений. Но на эту жертву надо идти, если стоит задача создания первого ряда защиты от манипуляции.

Вне стереотипа «эксплуатации» можно было бы построить такую цепочку утверждений:

– В советском типе хозяйства государство было одновременно работодателем; при «рынке» роли работодателя и государства разделяются.

– Советское государство отнимало у рабочего часть заработанного «за двоих» – за государство и за работодателя; при рынке государство отнимает за себя (налоги, пошлины, акцизы и т. д.), хозяин – за себя (прибыль).

– Для рабочего важно, не кто и в какой пропорции у него отнимает, а сколько он получает в сумме – как деньгами, так и натурой (в виде безопасности, жилья, врача и прочих благ). Разумно желать и поддерживать только такие изменения, при которых получаемая рабочим сумма благ увеличивается, а не уменьшается.

– Что получилось, когда рабочие позволили ликвидировать советский строй и согласились на появление частного работодателя, чтобы отдавать государству меньше, чем раньше? Количество благ, получаемое в сумме деньгами и натурой, резко сократилось.

В таком рассуждении не приходится оперировать абстрактными категориями, все участники драмы знакомы, и все величины соизмеримы исходя из обыденного опыта. В эту логическую цепочку трудно встроить ложный стереотип государства-эксплуататора.