Стратегии гениальных мужчин - Валентин Бадрак

Вскоре, после битвы при Гавгамелах, даже могущественный Вавилон сдался на милость Александра без боя – как и в Египте, это были прямые последствия умело сформированного беспрерывного психологического давления на Древний мир уникального мифа о непревзойденном воителе. Давления имени. Давления божественности. И давления бремени уже достигнутых побед. Он милостиво принял титул «царя Вавилона и четырех стран», разрешив войскам некоторое время наслаждаться плодами побед.

В двадцать шесть лет, после бесславной смерти нерешительного и слабовольного царя Дария от рук своей же знати, Александр и де-факто, и де-юре стал монархом необозримой, построенной им империи. В то же время вместе с безграничными пространствами, за которые он воевал и в которых, в конечном счете, вряд ли мог царствовать, он получил почти постоянную угрозу формирования внутренней оппозиции.

На первый взгляд может показаться, что Александр прошел свою жизнь как одну непрерывную военную кампанию. Без особых ошибок и без особых личных потерь. Это лишь половина правды. Например, в целом его восточная политика настолько противоречила мировоззрению основных его соратников, что результатом этого и стало появление не только мощной оппозиции, но и ряда заговоров против самого царя. Даже женитьба царя носила политический характер – он не только выбрал в жены иранку (Роксану), но и провел само бракосочетание по местному обычаю. А позже, уже по окончании кампании, царь дополнительно обзавелся еще двумя женами-иноземками: царской дочерью Дария и персидской принцессой. Александр чем дальше, тем больше увлекался удовлетворением собственных амбициозных планов и слишком много уделял внимания внешним атрибутам царствования. Так, монарх без объяснимых с точки зрения логики государственного деятеля ввел персидский обычай поклонения ему. Даже в одежде он отдавал предпочтение восточным нарядам. Царь слишком часто употреблял алкоголь, надолго отрывавший его от задуманных им ранее государственных преобразований. Неудивительно, что жизнь Александра все больше сопровождали всевозможные заговоры. И чем более жестоким и непримиримым становился Александр к тем, чьи имена даже косвенно связывались с оппозицией, тем сильнее и быстрее росли недовольства и ропот политикой монарха и тем скорее появлялись новые заговорщики. Отдавая силы созданию «мировой монархии» и совершая невероятные усилия для поддержания жизнедеятельности самой империи, Александр после завершения завоеваний слишком много занимался политикой и слишком мало – созиданием. Практически, он провел всю свою сознательную жизнь на войне, и его действия – действия разрушителя – вряд ли представляли бы интерес, отсутствуй тут уникальный набор личных качеств, подход и воля к достижении целей. Готовясь к индийскому, своему самому дальнему военному походу, он сумел заключить дипломатические отношения со многими индийскими князьями, провел обширную реформу своих разросшихся войск и привлек на свою сторону многих бывших врагов. Без сомнения, все это говорит о неординарной способности динамично реагировать на изменения ситуации и времени. А когда после изнурительного похода в восемнадцать тысяч километров, уже в индийских тропиках, обессилевшее войско отказалось идти дальше, полководец нашел в себе силы посмотреть в глаза реальности и повернуть назад.

Важной характеристикой Александра-полководца является изучение всех возможных путей решения проблемы. Целыми направлениями в его захватнической деятельности были инженерная служба, всестороннее обеспечение тылов и разведка всех видов. Его неоспоримым преимуществом была абсолютная быстрота и молниеносное исполнение не менее молниеносных решений. Отдельно стоит вспомнить об отношении Александра к людям. Лишенный каких-либо привязанностей, о которых можно было бы говорить всерьез, он тонко играл именно на тех чувствах окружения, которые доминировали у тех или иных людей. Жаждущего славы он мог несказанно одарить, жаждущего побед – приблизить и возвеличить. Но без всякого сожаления он отдавал карательные приказы, касающиеся даже довольно близких людей, если хоть малая доля сомнения в их верности закрадывалась в его сердце. Так, он, ни секунды не колеблясь и практически не разбираясь в деталях дела, приказал убить своего старого преданного полководца Пармениона, которого не столько подозревал в участии в заговоре, сколько опасался, что престарелый воин, находящийся за много километров от передового лагеря македонского царя, не смирится с казнью Александром его сына. (Будучи начальником конницы Александра, сын Пармениона был казнен за то, что, зная о существовании заговора против царя, не доложил об этом ему.) Александр даже не вспомнил, что именно Парменион обеспечил целый ряд значительных побед в персидском походе. Он был психологически намного сильнее всех своих оппонентов и сподвижников, и использование своей внутренней силы против тех и других никогда не было вопросом для македонского полководца. В порыве пьяной ссоры Александр броском копья убил одного из своих близких друзей – Клита, когда-то, в ходе самой первой битвы с персами, спасшего ему жизнь, а в момент ссоры занимавшего пост начальника конницы. Таким образом, люди, даже самые приближенные, всегда оставались лишь строительным материалом для этого эгоцентричного человека.

При этом характер Александра-человека был удивительно изменчивым и многопогодным. Он мог несколько дней пребывать в длительной и неподдающейся лечению депрессии, периоды величайшей нечеловеческой активности могли сменяться тяжелым бездействием, разрушающим все его естество. Однако его внутренний стержень был определенно из самого твердого и нержавеющего металла – несмотря на недуги и настроения, он мог в экстремальных ситуациях превращаться в демонический и обескураживающий окружающих образ, превращающий все вокруг себя в жизнь или в смерть, в зависимости от необходимости. Облик победителя заставлял его – великого и неуязвимого царя – двигаться пешком во главе огромного онемевшего войска под палящим зноем бесплодной восточной пустыни, чтобы личным примером вселить желание жить в тысячи умирающих солдат и людей из сопровождения, падающих на ходу.

Александр на протяжении всей своей чрезвычайно короткой жизни-войны остался удивительным и непреклонным романтиком, витающим в небесах созданного в воображении собственного мира. Он всегда презирал установленные обществом нормы морали и руководствовался исключительно собственным пониманием ситуации – он принадлежал к тем редким экземплярам, которые не сами приспосабливаются к миру, а заставляют мир приспособиться к себе. Он вышел в десятилетний поход практически без финансов и с чудовищным долгом на родине, что означало в конечном счете победу или смерть. В тридцать один год, став обладателем половины мира, он был неудовлетворен и подавлен глубокой депрессией только потому, что ему не удалось дойти до «конца света» и оставить там форпост своего пребывания.

Хотя условно походы Александра были захватническими и направленными на обогащение победителей, на самом деле богатства не имели для македонского царя практически никакой реальной ценности. Поэтому царь вспоминал о них лишь в контексте власти над людьми, ибо именно стремление к последнему было главной движущей силой всех его действий. Александр без сожаления раздавал громадные вознаграждения своим ветеранам, с легкостью основывал города, затрачивая для этих целей немыслимые суммы. Он отдавал предпочтение дню сегодняшнему пред вчерашним или завтрашним. Для усиления власти над людьми Александр раздавал всевозможные титулы и звания, сам удивляясь людской податливости и поверхностности. Например, многим представителям восточной знати он дал почетные титулы его «родственников», что имело единственную цель – сблизить его с ними. Когда же возмутилась старая македонская гвардия, царь без сомнения одарил несколько десятков тысяч македонян таким же званием и перецеловал их всех. А после распорядился организовать небывалый пир на девять тысяч человек. Короче говоря, деньги были для Александра только деньгами, власть над людьми – вряд ли больше чем просто властью. Его самоотчетность была невероятно строгой – никто бы, даже гордые обитатели Олимпа или великий египетский бог Амон, сыном которого объявил себя Александр, не могли бы спросить у него так же строго, как он сам. Едва прибыв в Вавилон после десятилетнего похода, Александр уже начал активно готовиться к новому, не менее грандиозному нашествию на Западный мир, имея намерения окончательно объединить две исторические эпохи и две культуры. Он не был покорен любовью женщины, хоть и не лишен был сексуальной активности, он не имел настоящей семьи в нормальном понимании этого слова, когда женщина является второй половиной мужчины, у него не было наследника. Александр относился к семье и женщинам так же, как и ко всем остальным людям, – он смотрел на них сквозь призму достижения своих собственных целей и не хотел слишком отвлекаться на это. Может быть, потому, что интуитивно чувствовал, что будет находиться во власти своих привязанностей. Он обладал уникальным для мужчины физическим здоровьем, но без сожаления растратил его большую часть на приближение к жизни своих фантастических идей. Его мир был в высшей степени центростремительным, и центром, безусловно, был он сам. Непревзойденный фанатик и эгоист, обладающий нечеловеческой работоспособностью, он сокрушал на своем пути все, что не совпадало с направлением его устремлений, независимо от чувств и желаний – как своих, так и окружения. Только высшая цель светила ему ослепительной немеркнущей звездой, и только она заставляла его двигаться. Но, не сраженный вражескими стрелами, недосягаемый для их мечей и копий, он умер в расцвете сил, заразившись неведомой болезнью (по-видимому, малярией) и так и не завершив своих колоссальных намерений.