Аэропорт - Артур Хейли

И в самом деле, спектакль был настолько убедителен, что один из пассажиров даже спросил Гвен довольно сердито:

— Послушайте, мисс, я не знаю, чем провинилась эта дама, но почему вы позволяете себе так грубо обращаться с ней?

Гвен, зная, что Герреро уже может её услышать, ответила резко:

— Прошу вас не вмешиваться, сэр.

Выполняя указания Вернона, Гвен, как только вошла в туристский салон, тут же задёрнула за собой портьеру, разделяющую салоны. При этом она успела бросить взгляд назад и заметила, что дверь кабины слегка приоткрылась. Гвен знала, что там, за дверью, стоит Вернон, наблюдает и ждёт. Как только портьера между салонами первого и туристского класса задёрнется, Вернон пройдёт вперёд, станет за портьерой и будет следить за происходящим в щёлку, которую Гвен должна была предусмотрительно оставить. А затем в нужный момент он откинет портьеру и быстро шагнёт вперёд.

При мысли о том, что произойдёт через несколько минут — и чем всё это может кончиться! — предчувствие беды снова охватило Гвен, и сердце её сжалось от страха. И снова она нашла в себе силы победить страх. Она заставила себя вспомнить о том, что в её руках жизнь экипажа и пассажиров, которые даже и не подозревают, какая драма разыгрывается сейчас у них на глазах, и подтолкнула миссис Квонсетт к её креслу.

Пассажир по фамилии Герреро быстро вскинул на них глаза и тут же отвёл взгляд. Гвен заметила, что чемоданчик всё так же лежит у него на коленях и он не выпускает его из рук. Когда они подошли ближе, третий пассажир, гобоист, поднялся со своего сиденья с краю, рядом с креслом миссис Квонсетт. Всем своим видом выражая ей сочувствие, он вышел в проход, чтобы пропустить старушку на место. Гвен проворно шагнула вперёд, преградив ему дорогу обратно. Место музыканта должно было оставаться пустым, пока Гвен не отойдёт в сторону. Глаза Гвен уловили какое-то движение за портьерой. Значит, Вернон Димирест уже занял свой наблюдательный пост и готов действовать.

— Прошу вас! — Всё ещё стоя в проходе, миссис Квонсетт с мольбой обратила к Гвен полные слёз глаза. — Умоляю: попросите командира отменить своё решение. Я не хочу, чтобы он передавал меня в руки итальянской полиции…

Гвен сказала грубо:

— Об этом надо было думать раньше. И я не могу указывать командиру, что ему делать.

— Но вы можете попросить его! Он вам не откажет.

Герреро повернул голову в их сторону, прислушался и снова отвернулся.

Гвен схватила старушку за плечо.

— Говорят вам — садитесь на своё место!

Ада Квонсетт начала всхлипывать:

— Я же вас только об одном прошу: отправьте меня обратно! Передайте меня полиции, но только дома, не в чужой стране!

За спиной Гвен послышался протестующий голос гобоиста:

— Мисс, неужели вы не видите, как расстроена эта дама?

— Пожалуйста, не вмешивайтесь, — огрызнулась Гвен. — Эта пассажирка вообще не имеет права здесь находиться. У неё нет билета.

Гобоист сказал возмущённо:

— Пусть так, но перед вами всё-таки пожилая дама.

Не обращая внимания на гобоиста, Гвен толкнула миссис Квонсетт, и та пошатнулась.

— Вы что, не слышите? Садитесь на своё место и сидите тихо!

Ада Квонсетт упала на сиденье и взвизгнула:

— Вы мне сделали больно! Больно!

Несколько пассажиров, протестуя, вскочили с мест.

Герреро сидел, не поворачивая головы. Гвен видела, что руки его по-прежнему сжимают чемоданчик.

Миссис Квонсетт снова начала всхлипывать.

Гвен сказала холодно:

— У вас истерика! — наклонилась вперёд и неторопливо, хорошо рассчитанным движением влепила миссис Квонсетт пощёчину, внутренне содрогаясь от того, что ей приходится делать. Звук пощёчины звонко прокатился по салону. Пассажиры онемели. Две другие стюардессы смотрели на Гвен, разинув от изумления рот. Гобоист схватил Гвен за руку; она поспешно оттолкнула его.

Дальше всё произошло с такой стремительностью, что никто из присутствующих, даже из тех, что находились в непосредственной близости от происходящего, не смог бы точно пересказать последовательность событий.

Миссис Квонсетт повернулась к пассажиру слева — к Герреро.

— Сэр, умоляю вас! Помогите мне! Помогите!

Но Герреро продолжал сидеть с каменным лицом, игнорируя её вопли.

Потеряв, по-видимому, самообладание от волнения и страха, Ада Квонсетт вскинула руки и, истерически всхлипывая, обхватила Герреро за шею.

— Умоляю вас, умоляю!

Герреро завертелся на сиденье, пытаясь высвободиться. Ему это не удалось. Ада Квонсетт лишь крепче сжала его шею.

— Спасите меня!

Лицо Герреро стало пунцовым; чувствуя, что задыхается, он попытался разорвать сжимавшее его шею кольцо рук. Ада Квонсетт мгновенно вцепилась в обе его руки.

В ту же секунду Гвен Мейген наклонилась и одним ловким и, казалось, даже неторопливым движением схватила лежавший на коленях у Герреро чемоданчик. Ещё какая-то доля секунды — и чемоданчик находился уже в проходе, а между ним и Герреро встал непреодолимый барьер в лице Ады Квонсетт и Гвен.

Портьера, разделявшая салоны, раздвинулась. Вернон Димирест, высокий, внушительный в своей капитанской форме, стремительно шагнул вперёд. Лицо его выражало облегчение; он уже протягивал руку, чтобы взять чемоданчик.

— Отлично сработано, Гвен. Давайте его сюда.

Не вмешайся в дело судьба, на этом всё бы и кончилось, если не считать кары, которая ждала Герреро. Но случилось иначе — единственно во вине некоего Маркуса Расбоуна.

До этой минуты Расбоун был никому не известным и никого не интересующим пассажиром, занимавшим место 14-Д через проход от гобоиста. И хотя никто не обращал на него внимания, этот самодовольный, надутый человек был, как всегда, преисполнен сознания собственной значимости.

В маленьком городке штата Айова мелкий торговец Маркус Расбоун был известен всем как зануда. Любому делу, любому начинанию своих сограждан он неизменно старался ставить палки в колёса. Его возражения и протесты по любому вопросу — значительному или пустяковому — сделались притчей во языцех. Он возражал против выбора книг для местной библиотеки, против плана установки домовых антенн, против взысканий, наложенных в школе на его сына, против цвета общественных зданий. Незадолго до этой поездки в Рим ему удалось провалить проект единого оформления вывесок, что значительно украсило бы главную улицу их городка. И при этом никто не помнил, чтобы «зануда» сам внёс когда-нибудь хоть одно дельное предложение.

Другой отличительной чертой характера Расбоуна было то, что он презирал женщин, в том числе и свою собственную жену. Восставая против чего-либо, он никогда не руководствовался интересами женщин. Вот почему его ничуть не задело унизительное обращение с миссис Квонсетт, но зато когда Гвен Мейген схватила чемоданчик Герреро, этого Расбоун уже стерпеть не мог.