Попаданка в семье драконов 2 - Любовь Свадьбина

Только император за Дегона не попросил, а тут еще Тавегрин будто взбесился: называл отца трусом, требовал напасть на Аранских, пока мы с Ареном на брачных неделях. Настаивал на том, что благословение Великого дракона — не повод отступать от задуманного, привел в цитадель демонов и среди заговорщиков нашел тех, для кого благословение тоже значения не имело.

Две недели Шарон препирался с Тавегрином, пытаясь того образумить, привести к раскаянию — в этом случае при стандартной форме суда можно было рассчитывать на более низкую степень вины. В конце концов, в этой ситуации Фламиры должны были стать скромными просителями, а Тавегрин жаждал войны.

Когда император с Ланабет появились на суде, Шарон без слов понял, что им надоел фарс, и никаких предложений об обмене с их стороны не будет, да и Тавегрин не станет смиренно просить о пощаде. Шарон знал, что император с Ланабет появятся на следующий день и собирался при них закончить суд, признать Дегона виновным, но назначить легкое наказание — показать Аранским пример милосердия и потом ссылаться на него, умоляя о снисхождении, но когда Тавегрин узнал об этом плане на обеденном перерыве — он просто снес Шарону голову. В один миг, никто даже понять ничего не успел. Мать с младшим братом Тавегрин запер в ее комнатах и отправился к сообщникам.

Привели троих перепуганных мужчин. Один — медведеоборотень, по приказу бывшего начальника Халанхара помогавший второму из приведенных войти во дворец, установить бомбу в лаборатории Линарэна и под видом подарка — сундука с кристаллами — нести вестника Бездны к нашей с Ареном башне.

Никто не думал, что мы с ним отправимся в Старую столицу: там слишком много существ для драконов, ожидающих потомство, а в сундуке был последний из противодраконьих вестников Бездны, которыми убили принцев и принцесс Озарана. Но в лабораториях громыхнуло чуть раньше, преступников повязали, и медведеоборотень предпочел сознаться, после чего Линарэн утащил сундук к себе.

Третий свидетель сильно заикался и с ужасом косился на Риэль — он из подосланных убрать Элоранарра.

Свидетелей убийства Тавегрином брата Иверрена не нашлось, но несколько драконов из нашего сопровождения и ректор Дегон подтверждают, что тот сознался в этом преступлении, объяснив его тем, что Иверрен хотел ему помешать.

Нападение на нас в Старой столице после выступления Тавегрина на суде над Дегоном тоже доводят до всех через показания очевидцев, и когда всплывает, что я управляла лавовым стражем, по залу пробегает изумленный ропот, а некоторые особо любопытные высовываются из своих лож, чтобы заглянуть в нашу с Ареном. Надо же, я думала, все носами клюют после нескольких часов выслушивания свидетельских показаний.

Я сама едва держусь, то и дело прикрываю зевки рукой, но на все предложения Арена передохнуть мотаю головой или отвечаю: «Я хочу дослушать до конца».

— Доказательства обвинений в покушении на денею Валерию, на правящую семью империи Эрграй и императора в частности, в убийстве главы рода Шарона Фламира и его среднего сына Иверрена Фламира предоставлены полностью, — Элоранарр склоняет голову перед сферой на сцене и отступает к Риэль, ведущей записи у черной стены.

— Тавегрин не справился со своим пламенем, и оно разрушило его разум, — произносит Дегон. — Защита претензий и свидетелей невиновности не имеет.

Он тоже склоняется перед сферой и отступает к противоположной стене, где мама Тавегрина сидит, низко наклонив прикрытую капюшоном голову. Дегон осторожно касается ее плеча, поглаживает. Но в таком горе столь простым жестом не утешишь.

По залу прокатывается мощный голос:

— Суд готов вынести решение! Вывести подсудимого.

Глава 46

Как в свое время девушек, Тавегрина будто ниоткуда выводят одетые в черное существа, почти сливающиеся с черными стенами. Он пытается идти сам, но закованное в цепи тело его не слушается, голова то и дело падает на грудь. Его мама встает, но Дегон настойчиво усаживает ее.

«Что с ним?» — оглядываюсь на Арена.

«Ему взломали щит правителей. Это крайне неприятная процедура, особенно когда ее проводят так», — Арена слегка передергивает, но, чувствую — не от сопереживания Тавегрину, просто обоим братьям Арена тоже взламывали ментальные щиты.

Тот же судейский безликий голос сообщает:

— Рассмотрев все доказательства и контраргументы, суд признает подсудимого виновным во всех преступлениях. Наказание определит степень вины.

Никто не сомневался в том, что Тавегрина признают виновным, но теперь многие с жадным интересом подаются вперед — узнать, насколько виновным его признает артефакт.

Тавегрина выставляют напротив сферы на постаменте, и та раскрывается лепестками, обнажая белый шар. В отличие от девушек-студенток, Тавегрин вырваться не пытается. «Лепестки» наружного покрытия сферы раскладываются в плоское блюдо. В шаре раздвигается зрачок, выпуская голубой луч в лицо Тавегрина. Того выгибает судорогой, но одетые в черное существа держат крепко. Жалобно звякают цепи.

Луч сияет долго, будто пытается прожечь Тавегрина. Наконец, гаснет, и Тавегрин повисает на руках сопровождающих.

На белой поверхности сферы вспыхивают огненные полосы, но проступающие черные пятна почти мгновенно покрывают их и всю сферу.

— Тавегрин Фламир. Степень вины — один.

Из лож доносятся изумленные восклицания. Пушиночка приподнимает мордочку и, зевнув, снова укладывается мне на колени.

«Что это значит, Арен, почему все так удивлены?»

«Первая степень вины встречается редко, она накладывается только на главу рода и наследников, и такой вердикт значит, что преступник не просто действовал осознанно и не раскаивается, он повторил бы свои действия снова и снова. И в случае освобождения не отступится от преступной цели. Учитывая, что речь идет об убийстве отца и брата... он не сожалеет и убил бы их снова. Да и само наказание...»

— Прошу смягчить наказание за заслуги рода Фламир, — произносит ректор Дегон. — И правом дракона прошу о том же.

— Степень вины понижается до третей, — отзывается тайный судья.

Я вопросительно оглядываюсь на Арена, и он поясняет: «В случае первой степени вины Тавегрина наказали бы не только мучительной смертью: всех Фламиров отправили бы в изгнание. А