Дневник самоходчика. Боевой путь механика-водителя ИСУ-152. 1942-1945 - Электрон Приклонский

Самый интересный человек на батарее, как мне показалось, – артиллерийский разведчик. Он ничем не выделяется среди своих товарищей: ни ростом, ни выправкой, ни солеными прибаутками, – но достаточно всего один раз внимательно всмотреться в его лицо, простое и суровое лицо солдата, с неулыбчивыми и все-таки добрыми глазами, чтобы почувствовать невольное расположение к нему. Из-за нескольких шрамов (один из них был совсем свежий, нежно-розовый) лицо разведчика, как это ни странно, ничуть не казалось уродливым, а скорее наоборот. Артиллеристы – солдаты и офицеры, даже сам комбат – обращались к нему уважительно. Он отвечал неторопливо, с достоинством. Улучив тихую минуту, ребята наши захотели выпытать у него, как там и что в разведке, но он только угрюмо отшутился, сказав, что в ночное время освещает потайным фонариком женские лица, выбирая самое красивое. Любопытные пожали плечами и отстали, а командир орудийного расчета, молодой старший сержант, незаметно поманил нас пальцем за самоходку и тихо объяснил, что разведчик этот вот уже три года разыскивает свою жену, попавшую в оккупацию вместе с двумя детьми и затем угнанную куда-то немцами...

Во время этого короткого невеселого разговора позади самоходки (она была правофланговой) неожиданно грохнул сильный взрыв, и тотчас – другой, совсем близко от нас. Все живо спрыгнули в немецкий окоп, возле которого стояла машина. Лишь разведчик спокойно продолжал стоять, прислонясь к левому ведущему колесу, а минуту спустя повернул к нам лицо и сердито произнес:

– Вот черти! По своим как точно жарят! Метров на десять бы ошиблись – всем нам крышка... Стодвадцатимиллиметровка. Расстояние – около двух тысяч метров... Больше сюда бить не станут, – добавил он со знанием дела и полез в карман шаровар за кисетом. – Прокурим, что ли?

18 сентября

Написал и передал комбату представление о награждении наводчика Дмитрия Салова. Вот молодец! Побольше бы таких! Здесь же, на передовой, получаю прямо в руки сразу три письма: от Лиды, мамы и Майки. На душе празднично, хотя и не читал их еще.

19 сентября

Опять двинулись в наступление. Сегодня взяли Валгу (по-эстонски – Валку). Граница двух наших прибалтийских республик проходит по этому городу. В Москве был дан салют.

20 сентября

Как только достаточно рассвело, открываем огонь всем полком. Мы никак не убываем в силе, потому что к нам то и дело поступает пополнение из тяжелых полков, растерявших матчасть в ходе долгого и трудного наступления. Армейское командование почему-то решило сплавлять все уцелевшие тяжелые машины именно в наш полк. Это делает Краснозвездному Краматорскому честь, но люди в нем уже устали порядком... Теперь мы превратились в самоходно-танковый полк: у нас есть несколько ИСов.

Еще не успело подняться в туманах солнце, как из населенного пункта Молочный Завод прибежал санинструктор из пехотного батальона, что переправился ночью через речку и выбил немцев, не ожидавших, по-видимому, такой дерзости. На сержанте-связном висела пухлая зеленая сума с белым крестом на крышке. Отдуваясь, он спросил командира полка. Федотов, мой комбат, направил гонца к подполковнику. Вскоре командир сам появился возле нашей батареи (она стояла ближе всех к дороге, ведущей к Молочному Заводу) и приказал немедля помочь пехоте.

Санинструктор, забравшись на лобовую броню моей самоходки, показывает путь. Нил жмет на газ, мы с Дмитрием во все глаза смотрим вперед. Следом торопится, не отставая, машина Положенцева (его механика-водителя не знаю). На ней комбат. Больше у нас в батарее машин нет. Дорога заметно бежит под уклон. Утро очень туманное, и особенно бело в долине реки, куда мы спускаемся. Река вблизи оказалась речкой. На том берегу идет бой: туман пронизывают в разных направлениях светящиеся трассы, часто грохочут взрывы.

Перед глыбами бетона – останками добротного моста, взорванного заранее немцами, – задерживаемся минуты на две: санинструктор объясняет, что переправляться надо правее моста, метрах в двадцати от него; там хоть и глубже, но зато дно не такое вязкое, и пехотинцы для надежности еще и камней туда набросали. Проинструктировав Нила, наш проводник попрощался с нами и еще раз вытянул руку в сторону едва различимого в тумане ориентира – какого-то темного строения на противоположном берегу. Именно на него надо держать курс при переправе. Затем сержант тихо соскользнул с откоса шоссе и пропал в молочной гуще под мостом. Послышались осторожные всплески воды.

Федотов приказал мне начать переправу, а Положенцеву остаться на шоссе, чтобы прикрыть меня в случае нужды. Сейчас-то ему стоять можно: из-за тумана немцы не видят его. А вот что он будет делать на голом месте, когда туман разойдется? Свернуть с шоссе вблизи речки совершенно некуда: посадишь машину.

– Заводи! – командую.

Ребята быстро раскрутили стартер. Когда он пронзительно запел, Нил, нажав педаль газа, крикнул:

– Давай!

Дмитрий потянул за рукоять тросика ручного включения, и теплый двигатель сразу загудел.

Выставившись, насколько можно, из своих люков, мы с наводчиком вперили взгляд в здание за речкой, словно плывущее в волнах тумана.

– Вперед!

Нил свое дело знает. Нацелившись на ориентир, он осторожно спускает самоходку по откосу шоссе в указанном месте и на первой замедленной, держа ровный газ, ведет машину через реку. С тревогой всматриваюсь то в противоположный берег, то в поверхность воды. Машина уже погрузилась по крылья и, раздвигая камыши и толкая перед собой волну, медленно продолжает ползти к тому берегу. Скрежет гусеницы на подвернувшемся камне легким холодком отдается в спине. А вдруг сядем? Но солдаты потрудились на совесть.

Едва машина вылезла на берег, чуть левей темного силуэта здания, которое оказалось каменным сараем, навстречу вынырнул из тумана солдат, посланный командиром батальона. Следуя за провожатым, въезжаем в улицу, ведущую от моста к центру поселка.

По сигналу солдата Нил останавливает машину, а я выпрыгиваю из люка и бегу к пехотному комбату получать задачу. Боец, бегущий впереди меня по улице, единственной в этом поселке, приостанавливается, и я натыкаюсь на него.

– Комбат там! – громко говорит солдат, показывая рукой вперед, и сворачивает куда-то направо между домов.

В тумане, перемешанном с дымом, замечаю трех человек. Это и был комбат с двумя командирами рот. Они ожидали меня, стоя в пяти шагах от угла улицы, которая в этом месте делала поворот на девяносто градусов вправо.

Командир батальона, плотный, немолодой, похожий на профессора из-за своих очков в массивной роговой оправе на совсем невоинственном, близоруком лице, проорал мне в самое ухо, что улица эта выходит в поле, сворачивает там влево и тянется вдоль окраины прочь от реки. Место за Молочным Заводом открытое, и вышибленные ночью из поселка немцы закрепились метрах в пятистах ниже взорванного моста, на высоте, и держат весь населенный пункт под наблюдением и непрерывным обстрелом. Особенно старательно гвоздят по улице и по окраине, обращенной к полю.

– Словом, фриц ни вздохнуть, ни п... не дает. Солдаты уже прозвали данную высотку «Пулеметная», – закончил комбат ввод в обстановку. – И нужно срочно заткнуть ей глотку. Прошу, ребята, помочь, а то мы тут чуть не с полуночи «наступаем» на одном и том же месте.