Три метра над небом. Трижды ты - Федерико Моччиа

– Я приготовлю ужин? Я купила спаржу, которая тебе так нравится. И, если хочешь, сварю тебе два яйца или приготовлю спагетти, или достану мясо…

Он останавливает ее прежде, чем она перечислит все, что есть в холодильнике.

– Нет, сокровище, извини, но я буду поздно.

– Даже сегодня вечером?

– Ну да. Стефано уехал, а мы вот-вот начнем выпускать несколько передач. Я велел принести пиццу, и мы продолжаем работать.

– Хорошо. Не задерживайся слишком.

– Нет, не задержусь. Отдыхай спокойно, любимая.

Ренци нажимает на «отбой» и кладет мобильный в карман, не чувствуя тяжести только что сказанной лжи. Потом он входит в подъезд, доходит до конца узкого коридора и вызывает старинный лифт из кованого железа. Когда лифт приезжает, Ренци открывает дверцу, входит и закрывает дверь изнутри. Поднимаясь вверх, лифт подрагивает – точь-в-точь, как и сам Ренци, испытывающий и смятение, и чувство вины, и возбуждение, и легкое безумие, вгоняющее его в краску и смущающее его душу. Но есть ли у него душа? Однако, поднимаясь выше, он словно избавляется от всех этих мыслей, но приходят другие: «Переоделась ли она? Откроет ли дверь в одном нижнем белье? Или мне откроет ее мужчина и врежет мне кулаком по роже?» Ренци начинает смеяться в одиночестве, как дурак. «Да, чувствую себя дураком», – думает он, но лифт уже приехал, слишком поздно. Он закрывает дверь лифта. Другая дверь – перед ним. Над кнопкой звонка надпись: «Дания Валенти». Так что он уже не раздумывает и звонит.

– Иду!

Слышится ее голос и какой-то шум. Она что-то замышляет. Может быть, какой-то сюрприз. Дания открывает.

– Извини, я искала штопор.

– Ничего страшного.

Нет, она не переоделась. Она только сняла ботинки. Сейчас у нее на ногах черные вьетнамки, в которых она кажется ниже, но зато более хрупкой.

– Ну вот, у меня есть пиво, горькая настойка, кока-кола и фанта. А еще – пакетик чипсов, я его открыла.

Она указывает на тарелку, полную чипсов, и разорванный красный пакет рядом. Ренци оглядывается вокруг. Маленькая гостиная с кухонным уголком; дверь, за которой угадывается спальня, и налево еще одна дверь – наверное, в ванную… И еще – три ступеньки и большое окно.

– Тебе нравится моя берлога? Она маленькая, но мне в ней так хорошо. Посмотри, какой отсюда вид.

Ренци улыбается и поднимается по трем ступенькам. Эта маленькая балконная дверь выходит на лоджию, размером всего в полтора метра, но с изумительным видом, фактически на все крыши Рима.

– Ну так и что тебе принести?

– Пиво, пожалуйста.

Ренци оглядывается. Отсюда видны и Алтарь отечества, и Колизей, и собор Святого Петра. Вскоре появляется Дания с бокалами.

– Видел, какая красота? – Она попивает свою кока-колу, гордясь этой панорамой, как будто это живописная обманка, нарисованная ею самой, – гордясь этим единственным видом из ее квартирки, доступным, возможно, немногим. – Тебе нравится?

– Очень.

– Он такой же красивый, как я? – Дания наклоняет голову набок. – А что тебе больше нравится – этот вид или я?

Ренци смотрит на нее и расплывается в улыбке:

– Ты.

Дания поднимается на цыпочки и его целует – сначала легко и нежно, а потом страстно. Они стоят и целуются, среди летающих ласточек и на фоне римского неба, с бокалами в руках. Наконец Дания отходит в сторону и берет его за руку.

– Пойдем…

Она почти тянет его вниз, заставляя спуститься по этим ступенькам, ведет его обратно в гостиную, берет у него бокал и ставит его на столик. Дания отодвигает небольшое красное кожаное кресло, ставит его в середину комнаты, около большого окна наверху. Потом обходит вокруг кресла и, осторожно подтолкнув Ренци двумя руками в грудь, заставляет его упасть в мягкое кресло. Дания встает перед ним, делает последний глоток кока-колы, ставит бутылку на столик, а потом раздвигает его ноги и падает на колени. Продолжая смотреть ему в глаза, она расстегивает его ремень, пуговицу на брюках, молнию и, не переставая на него смотреть и улыбаться, находит то, что искала, и берет в рот. Теперь Ренци видит эти разметавшиеся по его ногам каштановые волосы, чуть выше – большое окно, несколько телевизионных антенн вдали, облака. Время от времени Дания поднимает голову и улыбается. В «Красотке» ее героиня смеялась, когда смотрела по телевизору мультфильм, и одновременно занималась тем же самым. «Хороший фильм», – думает Ренци. У него только один маленький, но опасный недостаток: Ричард Гир влюбляется в эту проститутку.

Даже не заметив, как так вышло, Баби и Паллина оказываются за цветным столиком в бистро «Тьополо» – точь-в-точь так, как много лет назад. Перед ними – две кружки пива. И, хотя ни одна из них много не пьет, как раньше, но они полны того же восторга и того же любопытства, а их глаза сияют так же, как прежде. Паллина чувствует, что уже забыла все обиды, хотя втайне ее пугает мысль, что ее снова могут обидеть. Однако она предпочитает об этом не думать. Речь Баби ее так воодушевила, что, слушая ее слова, Паллина ругает себя за то, что всегда была такой упрямой романтичной дурочкой.

– Знаешь, что мне сказал Лоренцо? Что старая гостиная нравилась ему больше. Но если уж ты решил сделать свою жену счастливой, выполнить ее каприз, то почему бы тебе не быть до конца великодушным? Ты уже потратил деньги, но этими словами все портишь: это все равно что сказать, что эти деньги были потрачены зря.

Паллина отпивает немного пива.

– Тогда мы могли заставить его потратить гораздо больше денег, раз уж мы были там, а?

Баби тоже отпивает немного пива.

– Ты права. Знаешь, что я тебе скажу? Мне кажется, скоро мне снова перестанет нравиться эта квартира, и я снова ее переделаю!

Паллина таращит глаза.

– Тогда он примет тебя за сумасшедшую. Да и к тому же я не думаю, что он станет тебе потакать.

– Станет.

– То есть он согласится снова все переделать?

– Да, я же тебе сказала: дело, разумеется, не в деньгах. Он в меня влюблен и сделает, что угодно. Ты помнишь, как ведет себя мужчина, когда он влюблен?

Услышав этот вопрос, Паллина сразу же начинает думать о Полло, о том, как они познакомились во время вечеринки, когда он пытался украсть деньги из ее сумочки. Полло – и его наплевательское поведение; Полло, даже если он и был так влюблен, не умел этого показать – не потому, что у него не было ни гроша, а потому, что у него не было на это времени…

– Да, Полло был влюблен, хоть и на словах. Однажды он сказал: «Благодаря тебе я чувствую себя особенным, самым богатым человеком в мире. Те пятьдесят евро, которые я у тебя стянул, стоили сотен миллионов евро, и знаешь почему? Потому из-за них я познакомился с тобой».

– Ты по нему так скучаешь?