Открытие природы - Андреа Вульф

В одном Марш был твердо уверен: он хотел путешествовать и видеть мир. Единственной проблемой было вечное безденежье. Весной 1849 г. решение было найдено: он будет добиваться назначения на дипломатический пост{1836}. Ему мечталось о родном городе Гумбольдта, Берлине, но надежды рухнули, когда сенатор от Индианы, тоже положивший глаз на Берлин, прислал в Вашингтон несколько ящиков шампанского для подкупа политиков, выбиравших кандидатуру на посольский пост. Друзья рассказали Маршу, что за несколько часов все так захмелели, что принялись петь и танцевать{1837}. В конце концов пьяные политики объявили, что в Берлин поедет сенатор от Индианы.

Марш решил уехать жить за границу. Он несколько лет пробыл конгрессменом и не сомневался, что связи в столице помогут ему получить назначение – не в Берлин, так куда угодно. В этот раз ему повезло: через несколько недель, в конце мая 1849 г., его назначили американским посланником в Турции и поручили искать в Константинополе возможности для расширения двухсторонней торговли{1838}. В Берлин он не попал, но притягательность Оттоманской империи, этого перекрестка Европы, Африки и Азии, тоже была велика. Он говорил другу, что его обязанности будут «совсем не сложными»: «Я смогу выбираться из Константинополя на значительную часть года»{1839}.

Началась совсем другая жизнь. Следующие четыре года Марш и его жена Каролина много путешествовали по Европе и по Ближнему Востоку. Они были счастливой парой{1840}. Интеллектуально Каролина была под стать мужу: читала почти так же жадно, как он, издала собственный сборник стихов, редактировала все его статьи, очерки и книги. Она была сторонницей прав женщин – как и Марш, выступала за право голоса и за доступ женщин к образованию{1841}. Она была живой, общительной, «блестящей собеседницей»{1842}. Она часто подтрунивала над Маршем, склонным к угрюмости, называя его «старым сычом» и «брюзгой»{1843}.

Увы, большую часть взрослой жизни Каролина была нездорова: ее мучили сильные боли в спине, из-за которых она почти не могла ходить{1844}. Врачи годами прописывали ей разнообразные средства, от морских ванн до успокоительных и препаратов, содержавших железо, но ничего не помогло. Незадолго до отъезда в Турцию врач в Нью-Йорке объявил ее загадочный недуг «неизлечимым»{1845}. Марш преданно ухаживал за женой и часто буквально носил ее на руках{1846}. Как ни странно, Каролина умудрялась сопровождать мужа почти во всех его путешествиях. Иногда ее носили местные проводники, иногда она лежала на специальном ложе на спине мула или даже верблюда; при этом она всегда сохраняла хорошее настроение и решимость находиться при муже.

По пути из Соединенных Штатов в Константинополь пара на несколько месяцев завернула в Италию, но целью первой их настоящей экспедиции стал Египет. В январе 1851 г., через год после прибытия в Константинополь, они отправились в Каир, а оттуда поплыли вверх по Нилу{1847}. С палубы корабля они восхищенно наблюдали разворачивавшийся у них перед глазами экзотический мир. Вдоль реки росли финиковые пальмы, на отмелях грелись крокодилы. Их сопровождали стаи пеликанов и бакланов, Марш восторгался цаплями, любовавшимися своим отражением в воде. Из пустыни им привезли страусенка, часто клавшего голову Каролине на колени{1848}. На полях по берегам реки возделывали рис, хлопок, фасоль, пшеницу, сахарный тростник. От рассвета до заката до их слуха доносилось бряканье кувшинов и ведер на длинных цепях, которые тянули быки, – древних оросительных систем, подававших нильскую воду на окрестные поля. В древних Фивах Марш носил Каролину среди развалин египетских храмов, дальше, на юге, они посетили нубийские пирамиды.

Это был мир, пропитанный историей. Памятники древности рассказывали о былых богатствах и давно рухнувших царствах, пейзажи хранили следы плужных лемехов и мотыг. Голые террасы превращали пейзаж в геометрически расчерченную страницу, каждый перевернутый ком земли или поваленное дерево оставляли на земле нестираемый след. Марш наблюдал мир, сформированный тысячами лет сельскохозяйственной деятельности человека. «Сама земля», голые скалы и лысые холмы сохраняли свидетельства людского труда{1849}. Марш находил наследие древних цивилизаций не только в виде пирамид и храмов, для него оно было начертано на земле.

Какой древней и истощенной выглядела эта часть света, какой молодой была в сравнении с ней его страна! «Хотелось бы мне знать, – писал Марш другу в Англию, – поражает ли американская новизна европейца так же сильно, как действует на нас древность восточного континента»{1850}. Марш понимал, что природа неразрывно связана с человеческой деятельностью. Плывя по Нилу, он видел, как орошение превращает пустыни в цветущие поля, но при этом обращал внимание на полное отсутствие дикорастущих растений из-за «давнего подчинения природы цивилизацией»{1851}.

Все, что Марш читал у Гумбольдта, внезапно обрело смысл. Гумбольдт писал, что «неустанная деятельность больших сообществ людей постепенно обезобразила облик земли»{1852}, и именно это наблюдал теперь Марш. Гумбольдт говорил, что мир природы сопряжен с «политической и нравственной историей человечества»{1853}, от имперских амбиций, насаждавших колониальные монокультуры, до миграции растений по путям древних цивилизаций. Он описывал трагическое исчезновение лесов на Кубе и в Мексике из-за наступления сахарных плантаций и добычи серебра. Силой, формирующей общество и природу, служила алчность. За человеком тянется полоса разрушения, говорил Гумбольдт, «везде, где он ступает»{1854}.