Клоп - Илья Шананин

Время для прохождения проверки в Адме было выбрано ближе к вечеру. Все, кто встретился Пиусу в течение дня, вели себя непринужденно, по крайней мере казались гораздо спокойнее, чем в прошедшие два. Но именно от людей особенно ощущалась пустота, и мальчик подумал, что именно их внутреннее состояние вобрал отель. Среди его обитателей, как бы те не исполняли обычный распорядок, блуждало напряжение. Уж лучше бы они выпустили пар, а так во всем виделось не то, что было на самом деле.

Даже случайно подвернувшийся ребятам в холле Снук, от которого сегодня можно было ожидать взрыва, с первых слов принялся рассказывать о каких-то мальчишках, пойманных за попыткой пролезть под забором в парк отеля. И говорил он как-то вяло. А по поводу главного сегодняшнего события в Адме не было произнесено ни слова. Лишь внезапный вопрос, как Пиус себя чувствует, скорее всего, относился к этой теме и показывал всеобщий интерес. Мальчик ответил, что у него все хорошо. Сестры Прелтит как и Снук с любопытством вглядывались в него, когда тот отвечал. Остальные служащие не решались даже на такой вопрос. Разве только госпожа Катакота поинтересовалась настроением ребят, но это могло и не относится к кому-то отдельно, она-то выглядела искренне спокойной.

Пиус продолжал молчать. Когда он захотел поискать Элберта, друзья следовали за ним. Потом в отель пришел Крочик и присоединился к ним. Заполучив в собеседники Крочика, девочки смогли оживиться в обсуждении торжественного похода в Адму. Лил высказала сожаление, что они трое должны остаться в номере Пиуса, пока тот будет проходить такую важную проверку. Крочик заявил, что не сомневается, что Пиус станет новым хозяином отеля, и именно в этом качестве они дождутся его. А Лил добавила, что тогда в первую очередь они отправятся к Лугасу Каррикейму и на правах самых главных обследуют его номер. Конечно, обнаружат там много всего запрещенного и опасного и выставят давнего врага из "Клопа", вернее, сразу отправят за решетку.

Элберт не обнаружился, и четверо ребят устроились в номере Пиуса, развалившись на диванах. Они стали убивать минуту за минутой, молча или перекидываясь фразами перед носом Пиуса. Лил обещала Крочику и Джозиз втихомолку, но так, чтобы было слышно из любого угла номера, что если сегодня Пиус вернется из Адмы таким же не соображающим, она даст обед молчания на всю жизнь, и никто в целом свете не заставит ее заговорить, даже если уже оживет сам Пиус и хоть станет уговаривать ее, даже если встанет на колени, она ни за что не отзовется. Джозиз отметила, что, в общем-то, не против, по ее мнению, это могло даже пойти на пользу сестре, как-то улучшить ее характер. Крочик улыбался. А Пиус сначала делал вид, что ничего не слышит, все больше вжимаясь в диван, потом же вовсе ушел за письменный стол и стал внимательным образом разглядывать обложку, захваченного вчера из классного кабинета учебника.

Пиус пытался прожить весь день, настраиваясь на поход. И когда момент настал, он один вышел в коридор. Это было первое нормальное обращение к друзьям за последнее время, он попросил не провожать его.

Он знал, что пока идет по коридорам, многие из обслуживающего персонала собрались в своей столовой и с интересом ждут результатов. Его родственники, должно быть, с не меньшим интересом ожидают результатов, сидя в номерах. На время коридор этажа ╧ 6 обязаны были освободить, так объявили. В одном укромном месте мальчик встретил здесь Элберта. Он обрадовался другу, тому, что все шло по плану, и взял его с собой в Адму. Тот ничему не возражал. Пиус зашагал уверенней, солнечные стены этажа ╧ 6 действовали ободряюще, но чем ближе он подходил к главному залу отеля, тем сердце все-таки стучало громче.

Патвин встретил Пиуса у дверей Адмы. Он высказал удивления по поводу того, что мальчик не привел с собой друзей. Потому что на самом деле это вовсе не воспрещалось, они специально сказали всем Клопам освободить этаж, якобы из необходимости для ритуала. Однако Патвин думал, что друзья как раз окажут поддержку. Мальчик ответил, что один чувствует себя самостоятельней, тогда говорить об этом никто больше не стал.

Круглый светлый зал выглядел обычно для себя, собственно, Пиус не знал, что ожидал от него, не торжественных же украшений. Зато помещение было словно заряжено электричеством. Ощущалось, как по коже бегут мурашки, и Пиус был уверен, что это не из-за его состояния, а именно сама комната наполнена чем-то таким. Наверное, если бы по стенам проносились маленькие искры, он бы не удивился. Неясно, чувствовал ли что-то подобное Элберт. Войдя в зал, он не осматривался, даже не удостоил внимания Патвина, просто встал возле стены, разве только иногда следя за Пиусом. Тот вместе с Патвином какое-то время стояли возле постамента в центре зала, вглядываясь в почти исчезнувшее имя хозяина. Тут Патвин отметил, сколько замечательного успел сделать для отеля Коэл Клоп, пока был в силах, вспомнил моменты во время управления, которые чему-то его научили. А когда они перешли к столу, он указал на имена нескольких предшественников в книге и тоже сказал о них несколько слов. Выше имени деда Пиуса находилось имя прадеда, а еще выше прапрабабушки, которая оживила отель после пятидесятилетней спячки. Мальчик слушал внимательно и вообще был собран.

Вот и все, Пиуса спросили, готов ли он вписать свое имя в книгу. Он сказал, что готов, и Патвин отшагнул от стола. Мальчик стоял над книгой в полной тишине и думал о том, что время пришло, он был решителен, но все же почувствовал страх перед тем, что собирался сделать. Он взглянул на ветку ивены, которая должна была "кровоточить" в знак готовности отеля признать его своим хозяином. И у него было огромное желание, но и тревога, что если он не подойдет на место избранного, тогда не добьется нужного эффекта. Пиус сначала осторожно прикоснулся, а затем взял ветку в руку. Он держал ее, разглядывая, и не знал, каким образом определить, когда с ней что-то произойдет. Казалось, ничего не происходило. Как же следовало понять, что ветка наполнена чернилами? Он смотрел на острый конец, где был сруб, может, появится капля. И просто застыл в ожидании, все постороннее для него перестало существовать. Он знал, что сейчас должен весь сосредоточиться только на своей избранности. Он старался представить, как хочет стать хозяином отеля, представить себя достаточно сильным для этого. Все это Патвин успел хорошо объяснить, как вести себя во время проверки. Но больше Пиус надеялся, что отель сам разберется и по какой-то невероятной причине сочтет его достойным. Вдруг он почувствовал, что-то изменилось, он держал ветку, и внешне ничего по-прежнему не происходило, но ему казалось, ветка стала чуть тяжелее, совсем незначительно, но обнаружить это было так удивительно. Ему пришла мысль, что она потяжелела оттого, что наполнилась чернилами. Пиус решил поднести ее к странице книги. И не успел еще опустить, откуда-то уже знал, что она станет писать. Что-то невероятное творилось внутри мальчика, он на мгновение растворился в чувстве умиротворяющего покоя. На бумаге выводилось его имя, он был избранным и желал бы оставаться в этом трансе. Но как только в книге показались чернила, что-то еще стало происходить в этом зале.

Патвин должен был видеть, что Адма признает права Пиуса, он не шевелился и словно даже никак не реагировал, но все-таки какую-то, быть может, скрытую реакцию мальчик ощутил, и это возвратило его в реальность. За спиной в двух шагах Патвин стоял и смотрел, и пока имя медленно выводилось, в голове проносились мысли и ужасные образы. Пиусу казалось, что там у Патвина что-то происходит с лицом. Оно меняется, и не просто выражение, все оно становится каким-то серым, диким, с горящими злобными глазами, глубокими морщинами на лбу, нос заостряется, а губы расползаются в жуткую улыбку. Вокруг всего этого колыхаются выросшие растрепанные волосы. Этот образ так четко обрисовывался у мальчика, что тот не мог считать это лишь своим воображением. Он закончил имя, по его спине бегали мурашки, и уже не от электричества, которое теперь и не замечалось. Он резко обернулся. Перед ним стоял Патвин, прежний, обычный, ни горящих глаз, ни заостренного носа, ни улыбки. Образ словно развеялся. На мальчика смотрели со вниманием, но как всегда доброжелательно.