Дань псам. Том 2 - Стивен Эриксон

Драсти наверняка сильно пострадал. Наверняка. Если только… если не стоял уже внизу, держа проклятую веревку, ожидая, пока спустится Бэйниск. Веназ почувствовал, как пересохло во рту. Он проявил беспечность. Этого не простят. Остается одно: найти малявку и прикончить его. От этой мысли Веназ похолодел и задрожал – он ведь прежде никого не убивал. Сможет ли он? Должен – чтобы все было правильно.

По ту сторону от тела Бэйниска насыпь шла с небольшим подъемом, камни здесь были крупнее, и ветер снизу свистел между ними. Жуткий скрип сопровождал осторожные шаги Веназа.

Через пятнадцать шагов – снова провал. Озадаченный Веназ двинулся вдоль края. Он достиг стены – противоположной стороны расселины – и поднял лампу повыше. При ее свете он разглядел угловатую трещину – две каменные полки разошлись, одна зашла глубже, и даже было видно, где с двух сторон продолжались трещины. Дыра была на высоте человеческого роста, и трещина – шириной в руку – продолжалась в своего рода желоб.

Бэйниск ни за что не пролез бы в эту трещину. А вот Драсти мог бы – и пролез, больше ему деваться было некуда.

Веназ снова привязал лампу к ноге и заставил себя втиснуться в щель. Очень узко. Он еле мог дышать – грудная клетка упиралась в камень. Всхлипывая, он протолкнулся глубже, но не настолько, чтобы застрять – нет, чтобы лезть вверх, ему нужна хотя бы одна свободная рука. Отталкиваясь ногой и извиваясь всем телом, он нашел положение, в котором мог по чуть-чуть продвигаться вперед. Хорошо, что камень сухой. С мокрого он то и дело соскальзывал бы назад. Однако он едва продвинулся на два человеческих роста, как уже вспотел насквозь и заметил влажные полосы на потолке – следы, оставшиеся от Драсти. А еще оказалось, что удерживаться на месте между толчками можно, только набирая полную грудь воздуха – превращая ее в клин. Грубая ткань рубахи жестоко скребла по коже.

Сколько времени прошло? Сколько еще ползти по этой почти вертикальной трубе? Веназ понятия не имел. Он был в темноте, зажатый каменными стенами, сухой ветер обдувал его с одного боку, правая рука ныла от напряжения. Текла кровь. Он обильно потел. Он весь покрылся порезами и ссадинами. Но тут трещина расширилась, появились благословенные выступы, на которых можно было успокоить дрожащие мышцы. Узкий лаз превратился в просторный желоб. Веназ задышал полной грудью, и пронзительная боль в ребрах начала утихать. Веназ лез дальше и вскоре достиг нового желоба, уходящего под прямым углом.

Веназ помедлил и все же решил ползти туда – посмотреть, как далеко тянется новый лаз; и почти сразу почуял запах земли, слабый и затхлый, а дальше увидел склон, усыпанный лесным мусором. За этим пьянящим запахом ощущалось еще что-то: едкое, свежее. Веназ прибавил огонь в лампе и поднял ее перед собой. Он увидел каменную осыпь и услышал стук камней и шуршание их по опавшим листьям и сухому мху.

Веназ поспешил к основанию осыпи и посмотрел вверх.

И увидел Драсти – всего в двадцати человеческих ростах над ним: распластавшись на осыпи, он подтягивался короткими движениями.

Да, он выследил пацана.

Веназ улыбнулся и быстро прикрыл лампу. Если Драсти обнаружит, что его еще преследуют, он может попробовать обрушить лавину камней – разумеется, в этом случае он и сам рухнет вниз. Драсти не так туп. Одно неверное движение на этой осыпи – и оба мертвы. Опаснее будет, когда Драсти доберется до самого верха. Тогда Веназу может прийтись плохо.

И этот запах сверху – свежий чистый воздух. Пахнет тростником и илом. Запах озера.

Веназ подумал, потом подумал еще. И у него родился план. Отчаянный, рискованный. Но у него и вправду нет выбора. Драсти все равно услышит его, когда он полезет наверх. Ну и ладно, пусть слышит.

Он засмеялся – низкий гортанный смех разнесется по камням, как сотня змей, обовьет ядовитым клубком сердце Драсти. Веназ засмеялся, а потом взревел:

– Драсти-ии! Я нашел тебя-аа!

И услышал ответный крик. Визг хромого раздавленного щенка, вопль неприкрытого ужаса. Вот и хорошо.

Он хотел вызвать панику. Не такую, чтобы мальчишка отчаянно начал дергаться – от этого он может рухнуть, – а чтобы, достигнув верха осыпи, бросился в ночь, побежал, побежал, побежал…

Веназ отставил лампу и полез вверх.

Погоня была мучительной. Словно два червяка, они ползли по пыльным плитам сланца. Отчаянный беглец и преследователь – бешено колотятся сердца, горящие легкие судорожно глотают воздух. Но все это внутри, ведь руки и ноги могут двигаться только медленно и осторожно. Двинется камень – и оба замирают, растопырившись, сдерживая дыхание и зажмурившись.

Веназу придется убить его. Драсти умрет. Теперь иного выбора нет, и Веназ с удивлением понял, что с легкостью представляет, как выдавит жизнь из мальчишки. Ухватит за шею, лицо посинеет, потом посереет. Выпавший язык, выпученные глаза – да, это совсем не трудно.

Сверху донеслось шуршание, стук камней, и Веназ понял, что остался на осыпи один. Драсти добрался до верха – и, слава богам, он побежал.

Это ошибка, Драсти, и теперь ты попался. Твоя шея в моих руках.

Я поймал тебя.

Снова раздается тихий шепот прибывающих. Из убежищ, из укрытий, из грязных гнезд. Призрачные фигуры скользят в потоках тьмы.

Торди смотрела, как душегуб – ее муж – покидает клетку лжи, которую они называли, по странной иронии, своим домом. Когда его шаги затихли, она вышла в сад и встала на краю замощенного круга. Посмотрела в небо, но луны еще не было, ее свет не мешал голубому сиянию городских газовых ламп.

В ее голове бормотал голос – тяжелый, солидный. И слова заставляли сердце биться спокойнее, мысли текли на мирный лад. Хотя и говорил размеренный голос об ужасной законности смерти.

Она взяла единственный приличный кухонный нож и приложила холодное лезвие плашмя к запястью. В этой странной, зловещей позе она ждала.

Гэз в этот миг шел по переулку. Хотел кого-то найти. Хоть кого-нибудь. Чтобы убить, уничтожить, сломать кости, выколоть глаза, порвать губы об острые обломки выбитых зубов. Правда, предвкушение восхитительно?

В другом доме – служившем и жильем, и студией – Тисерра вытирала вымытые руки. Все чувства внезапно обнажились, словно натертые битым стеклом. Она помедлила, прислушиваясь, но не было слышно ничего, кроме ее собственного дыхания – хрупких мехов жизни, такой уязвимой. Что-то началось. Она поняла, что испугана.

Тисерра поспешила в укромное место. Начала неистовые поиски. Нашла тайник, где муж хранил драгоценные дары синих морантов.

Пусто.

Да, ее муж – не дурак. Он выживший – и это его главный талант. Заработанный громадным трудом – и вовсе не на коварной арене, где играют в свои игры Опонны. Он взял все, что ему было нужно. Он сделал все что мог.

Она стояла, ощущая беспомощность. Это чувство было неприятным, очень неприятным. Предстоящая ночь растянется в вечность.