Василий Львович Пушкин - Наталья Михайлова

Наверное, дядя мог только ужаснуться смелости такого ответа и умилиться милосердию царя. Но, вероятно, еще и понять, что хотя в это время его племянник не разделял уже политических убеждений своих друзей-заговорщиков, чувство чести не позволяло ему ни ответить, ни поступить иначе.

С какой радостью Василий Львович встретил известие о том, что Александр прощен, освобожден царем от михайловской ссылки, освобожден от цензуры (царь сам стал его цензором). Кто же мог знать тогда, что царская милость обернется для А. С. Пушкина двойным цензурным гнетом, что полицейский надзор за ним будет сохранен до конца его жизни?!

Можно с уверенностью утверждать, что дядя и племянник говорили о литературе, о поэзии. А. С. Пушкин привез из Михайловского трагедию «Борис Годунов» — о русской истории, о народе и власти, о совести… Это была литературная новость. Ну а то, что в декабре 1825 года в Петербурге вышел в свет сборник его стихотворений, новостью не являлось. Наверное, сборник у дядюшки уже имелся. Помянули ли они в разговоре Байрона, его смерть под небом Греции? Рок отнял многих… А незабвенный Николай Михайлович Карамзин? В самом деле, потеря невозвратная.

Вероятно, В. Л. Пушкин вспомнил и о семейственных потерях, о сестре Анне Львовне, о кончине единокровных братьев своих Петра Львовича и Николая Львовича Пушкиных. И еще — о смерти Алексея Михайловича Пушкина, вечного своего антагониста и насмешника: дворовые его говорили, что в доме что-то странное творилось недели за две до его кончины: в кабинете слышна была перебранка двух голосов. Но Василий Львович по своему христианскому долгу и добрым чувствам все же навешал больного, старался его утешить.

Вечером, в то время, когда дядя и племянник беседовали в доме на Старой Басманной, неподалеку, на Покровке, в доме князя А. Б. Куракина французский маршал Мармон, герцог Рагузский, давал пышный бал по случаю коронации Николая I. На балу присутствовали русский император, высокие гости.

Беседуя с Д. Н. Блудовым, Николай I сказал ему, что он нынче долго говорил с умнейшим человеком в России, и пояснил: с Пушкиным. Многие гости уже знали о том, что Александр Сергеевич милостиво возвращен императором из ссылки. Присутствовавший на балу Сергей Александрович Соболевский узнал от тетки А. С. Пушкина Елизаветы Львовны Сонцовой, что ее племянник сейчас у дядюшки Василия Львовича. (Как Е. Л. Сонцова была об этом осведомлена? B. Л. Пушкин сообщил ей об этом сразу же по приезде племянника? Или же она с мужем Матвеем Михайловичем заезжала к Василию Львовичу до бала — благо близко?) Так или иначе, получив это известие, С. А. Соболевский тотчас же поспешил к В. Л. Пушкину — обнять друга. Он отправился туда в бальном облачении — скорей, скорей. Но пока он не переступил еще порог дома на Старой Басманной — несколько слов о нем и о его дружбе и с А. С. Пушкиным, и с В. Л. Пушкиным.

Побочный сын Александра Николаевича Сойманова, C. А. Соболевский был однокашником Льва Сергеевича Пушкина по Благородному пансиону при главном педагогическом институте в Петербурге. Там-то он и познакомился с А. С. Пушкиным в 1818 году. С В. Л. Пушкиным он познакомился еще раньше, в Москве, в детские свои годы. Вот как он вспоминал об этом:

«Возвратившийся в Москву Василий Львович Пушкин, очень знакомый с моим семейством, стал часто к нам ездить. Про него говорили: „c’est un Poete!!!“, с каким благоговением я стал смотреть на него!!! Это было первое впечатление; впоследствии меня привлекли к нему рассказы о Париже, Наполеоне, других знаменитостях, с которыми меня знакомили книги; сверх того, он стал обращать внимание на меня, учил меня громко читать, как читывал Тальма, и сцены из французских трагиков, и „Певца“ Жуковского, и оду Карамзина „Конец победам, богу слава“ и даже слушал и направлял мои вопросы! Как же мне было не любить этого доброго Василья Львовича?»[616]

В 1821 году С. А. Соболевский был выпушен из пансиона и поступил на службу в Московский архив иностранных дел. Острослов и библиофил, он конечно же пришелся по душе В. Л. Пушкину, ценившему острое слово и до конца дней своих собиравшему библиотеку. В 1822 году Василий Львович подарил Сергею Александровичу сборник своих стихотворений.

Когда С. А. Соболевский появился в доме на Старой Басманной, он застал Пушкиных за ужином. И снова — радостные восклицания и дружеские объятия. И снова — разговоры и прежде всего об аудиенции у императора. Не исключено, что уже в доме дяди прозвучал рассказ А. С. Пушкина о том, как он задумал побег из Михайловского и чуть было не попал 14 декабря на Сенатскую площадь. С. А. Соболевский, которому не раз приходилось слышать этот рассказ при посторонних, сохранил его в памяти таким образом:

«Известие о кончине императора Александра Павловича и о происходивших вследствие оной колебаниях по вопросу о престолонаследии дошло до Михайловского около 10 декабря. Пушкину давно хотелось увидеться с его петербургскими приятелями. Рассчитывая, что при таких важных обстоятельствах не обратят строгого внимания на его непослушание, он решился отправиться туда; но как быть? В гостинице остановиться нельзя — потребуют паспорта; у великосветских друзей тоже опасно — огласится тайный приезд ссыльного. Он положил заехать сперва на квартиру к Рылееву, который вел жизнь не светскую, и от него запастись сведениями. Итак, Пушкин приказывает готовить повозку, а слуге собираться с ним в Питер; сам же едет проститься с тригорскими соседками. Но вот, на пути в Тригорское, заяц перебегает через дорогу; на возвратном пути из Тригорского в Михайловское — еще заяц! Пушкин в досаде приезжает домой; ему докладывают, что слуга, назначенный с ним ехать, заболел вдруг белою горячкой. Распоряжение поручается другому. Наконец повозка заложена, трогаются от подъезда. Глядь — в воротах встречается священник, который шел проститься с отъезжающим барином. Всех этих встреч — не под силу суеверному Пушкину; он возвращается от ворот домой и остается у себя в деревне. „А вот каковы бы были последствия этой поездки, — прибавлял Пушкин. — Я рассчитывал приехать в Петербург поздно вечером, чтоб не огласился слишком скоро мой приезд, и, следовательно, попал бы к Рылееву прямо на совещание 13 декабря. Меня приняли бы с восторгом; вероятно, я… попал бы с прочими на Сенатскую площадь и не сидел бы теперь с вами, мои милые“»[617].

С. А. Соболевский сохранил для нас и саму интонацию пушкинского рассказа. Вот так он, наверное, и говорил Сергею Александровичу и Василию Львовичу вечером 8 сентября — «не сидел бы теперь с вами, мои милые».

Вполне возможно, что в присутствии дяди А. С. Пушкин поручил С. А. Соболевскому следующим утром съездить к Ф. И. Толстому-Американцу с вызовом на поединок: не забыл он про сплетню, пущенную Ф. И. Толстым в Петербурге. К счастью, обидчика в это время в Москве не было, а потом их помирили. Быть может, и Василий Львович тут постарался, ведь Федор Иванович был его добрым приятелем.

Скорее всего, этим же вечером С. А. Соболевский увез А. С. Пушкина к себе в дом на Собачьей площадке.