Самозванец - Теодор Мундт

Левенвальду, который в своем нетерпении расставил часовых сторожить возвращение кареты, немедленно доложили о прибытии гренадеров. Он сейчас же бросился к ним навстречу, и трудно описать его радость, когда среди посланных им солдат увидел кого-то чужого – шпиона.

Левенвальд пришел в такой восторг, что даже пожал руки простым нижним чинам и воскликнул:

– Ну, спасибо вам от души, ребята! Молодцы! Теперь ваше счастье сделано! Все целы? – Он обвел гренадеров радостным взглядом и спросил с внезапной тревогой: – А где же Лахнер?

– Господин генерал, – сумрачно ответил Вестмайер, – гренадер Лахнер опасно ранен, он стал жертвой своего долга. Мы оставили его в хороших руках и надеемся на его выздоровление.

– Как же это случилось?

– Когда мы прибыли на условленное место свидания, там никого еще не было. Первыми прибыли прусские уполномоченные, из которых одним оказался молодой барон Ридезель. Их надо было устранить, и Лахнер воспользовался прежними счетами с бароном, чтобы вызвать его на дуэль. Во время дуэли, все преимущество которой было на стороне нашего товарища, у него внезапно сломалась шпага. Ридезель воспользовался этим, чтобы подло вонзить свою шпагу в грудь Лахнеру. Однако Лахнер успел всадить обломок шпаги в живот недостойному противнику. Ридезель ранен насмерть.

– Боже мой! – тихо вскрикнул Левенвальд, потрясенный до глубины души этим сухим рассказом. – Неужели все мы действительно так глубоко ошибались в Лахнере? Нет, он достоин лучшей участи! Только бы он жил! А, негодяй, – обрушился генерал на шпиона, – из-за тебя гибнут лучшие люди! Сегодня же тебя расстреляют как собаку, без суда и следствия!

Левенвальд вдруг остановился и с изумлением уставился на шпиона.

– Господин генерал, – с непоколебимым спокойствием ответил шпион, и звук его юношески звонкого голоса заставил генерала снова вздрогнуть, – не спешите с угрозами и не пытайтесь предрешить то, что абсолютно выходит за пределы вашей компетенции. Я требую, чтобы меня немедленно провели к его величеству. Время не терпит, генерал, поторопитесь!

Левенвальд с недоумением пожал плечами и приказал гренадерам следовать с арестованным за ним. Молча дошли до императорской палатки. Левенвальд попросил адъютанта доложить о нем императору, и генерала немедленно пригласили пожаловать к его величеству.

– Что скажете, генерал? – встретил его Иосиф, сидевший за покрытым картами и планами столом в обществе фельдмаршала Ласси.

– Ваше величество, имею честь почтительнейше доложить, что командированные мною гренадеры захватили бежавшего шпиона и доставили его сюда вместе с бумагами.

– Неужели?! – радостно воскликнул Иосиф. – Вот молодцы! Ну, а что шпион? Каков он? Что он говорит?

– Ваше величество, шпион требует, чтобы его немедленно провели к вашему величеству. Да оно и лучше, потому что такое дело, что… – Левенвальд не договорил и махнул рукой.

Император приказал адъютанту ввести шпиона в палатку.

Приказание тотчас было исполнено.

– Что такое, – вскрикнул император, словно не веря своим глазам, – это вы? вы?.. Но это невозможно! Господи! Что же это такое!

– Да, это я, ваше величество, – грустно ответил шпион.

– Господа, – после недолгого молчания сказал император, обращаясь к Ласси, Левенвальду и адъютанту, – потрудитесь оставить нас одних.

Они вышли. Император остался наедине со шпионом.

– Так это вы? – начал Иосиф, и в его голосе звучали рыдания. – Княгиня фон Кребниц арестована по обвинению в шпионстве и предательстве! Да говорите же что-нибудь! – закричал он, бешено топнув ногой.

– Ваше величество, – задыхаясь, начал «шпион», но вдруг вся твердость, все спокойствие слетело с него, и княгиня Кребниц, рыдая, упала на колени перед Иосифом.

Император мрачно зашагал взад и вперед по палатке, не говоря ни слова, не пытаясь ни остановить, ни утешить молодую женщину. Видно было, как она боролась с собой, чтобы подавить свою слабость. Мало-помалу она овладела собою, рыдания становились тише и слабее.

– Довольно слез! – сурово сказал наконец император, останавливаясь около княгини. – Встаньте и объясните мне смысл и значение этой недостойной комедии. Что вам надо было от прусского короля?

– Ваше величество, – ответила Луиза, вставая и вытирая слезы, – я действовала по поручению ее величества, вашей державной матушки. Вот, – она расстегнула одну пуговицу камзола, ухватилась за пришитую к подкладке ленточку и дернула ее; тотчас же подкладка разошлась, обнажая внутренний кармашек, в котором были какие-то бумаги, и княгиня продолжала: – Вот, ваше величество, соблаговолите вскрыть и прочитать.

Иосиф взял поданный ему конверт, запечатанный большой печатью, и с лихорадочным нетерпением стал рассматривать надпись. Почерк, безусловно, принадлежал Марии-Терезии, да и печать ее, без сомнения.

– Я не могу вскрыть пакет, адресованный прусскому королю моей матушкой, – холодно сказал он, – но если это не тайна, то соизвольте сообщить мне, княгиня, что заключается в этом письме.

– Какая же это теперь тайна? – уныло ответила молодая женщина. – Я все расскажу вашему величеству…

– В таком случае начните с самого начала, княгиня.

– Когда после благословенного вечера, проведенного в Китайском павильоне…

– Княгиня, теперь мы обсуждаем государственные дела, а потому оставьте романтические намеки!

– Я долго думала о войне и взглядах, высказанных вашим величеством. Мысль, что я не могу согласиться с тем, кто всегда был для меня полубогом, угнетала меня. Но я пыталась образумить себя тем, что я, может быть, просто не доросла до понимания широких государственных задач. Каково же было мое удивление, когда на следующий день ее величество, часто удостаивающая меня милостивой беседы по важным вопросам, заговорила со мной о войне и высказала свои сомнения почти в тех же выражениях и совершенно в той же форме, какими они представлялись и мне. Ее величество говорила, что не могла заснуть всю ночь от мысли: «Война вспыхнула за неправое дело, она не принесет нам счастья!» Этот разговор повторялся несколько раз, но я каждый раз воздерживалась от высказывания своих мыслей. Однако, когда ее величество однажды – это было недели две тому назад – категорически потребовала от меня, чтобы я высказалась, я не посмела солгать и заявила, что вполне согласна с мнением моей державной покровительницы. Ее величество, очень доверяющая моим научным познаниям, приказала мне составить для нее секретный доклад о баварском вопросе. Я еще раньше изучила из личного интереса относящийся к Баварии материал, а потому могла сейчас же приступить к работе. Не могу описать, с каким тяжелым чувством взялась я за нее! С одной стороны, я не могла кривить душой и освещать вопрос вопреки своему искреннему убеждению, с другой – вся эта работа, идущая вразрез с планами и взглядами вашего величества, казалась мне чем-то вроде измены…

– И она была изменой! Продолжайте, княгиня!