Баллантайн - Уилбур Смит

Много сезонов дождей назад — старый Каранга не знал, сколько именно, в его годы все сезоны дождей сливаются в один, годом раньше, годом позже — трудно сказать, — так вот, в один не очень давний день пришел к ним необычайный человек. Он вышел из леса, в точности как она, и, как и она, был светлокожим. Однако его волосы и борода цветом походили на пламя (старик указал на лагерный костер), и он, без сомнения, был волшебником, пророком и заклинателем дождей, ибо в день его прибытия закончилась долгая засуха и разразился необычайный ливень, и реки наполнились водой впервые за много лет.

Этот бледнолицый колдун творил и другие чудесные подвиги: он превратился сначала в льва, потом в орла, поднял мертвого из могилы и мановением руки повелевал молнией. В пересказе Каранги сказка ничего не потеряла, уныло заметила Робин.

— Кто-нибудь говорил с ним? — спросила она.

— Мы слишком боялись, — признался Каранга, театрально трясясь от ужаса, — но я сам видел, как белый колдун в обличье орла пролетал над деревней и уронил с неба талисман.

Он в пантомиме взмахнул тощими руками.

Должно быть, острый запах анчоусов привлек птицу к пустому горшочку, подумала Робин, но он оказался несъедобным, и птица выронила его, по случайности пролетая над деревней Каранги.

— Колдун недолго оставался возле нашей деревни, он отправился дальше на юг. Мы слышали, что он путешествует быстро, наверно, в обличье льва.

Мы слышали о его чудесах, весть о них передавалась от холма к холму на языке барабанов. Как он излечивал смертельно больных, как бросил вызов древним духам каранга в их самом священном месте, выкрикивая такие оскорбления, что все, кто слышал эти ужасные слова, трепетали.

Мы узнали также, как он погубил великую жрицу мертвых, всесильную Умлимо, в ее собственной обители. Этот странный бледнолицый колдун убил Умлимо и уничтожил священные реликвии.

Он промчался по стране, как кровожадный лев, каким он и был, пока наконец не нашел покой далеко на юге, под темным холмом, Железной горой Таба-Симби, где он остался, чтобы творить разнообразные заклинания и чудеса, и люди приходили к нему издалека и платили за помощь зерном и другими дарами.

— Он все еще там? — требовательно спросила Робин.

Старый Каранга выкатил слезящиеся глаза и пожал плечами. «Кто возьмется предсказывать приход и уход великих колдунов и волшебников?» — казалось, говорил этот красноречивый жест.

Маршрут их путешествия пролегал не по прямой, как надеялась Робин. Чем дальше уходили они от деревни, тем менее Каранга был уверен, что знает, куда идти или где находится Железная гора, о которой он ей рассказывал.

Каждый день перед тем, как выступить в поход, он доверительно сообщал Робин, что уж сегодня-то они достигнут места назначения, а по вечерам, когда разбивали лагерь, извиняющимся тоном уверял, что завтра это произойдет непременно.

Он дважды указывал на скалистые холмики:

— Это, несомненно, Железная гора.

Но каждый раз их отгоняли градом летящих с высоты камней и копий.

— Я ошибся, — мямлил Каранга, — иногда мои глаза застилает тьма, даже под полуденным солнцем.

— Видел ли ты взаправду ту гору? — сурово допрашивала его Робин, почти что теряя терпение.

Каранга опустил седую морщинистую голову и принялся усердно ковырять костлявым пальцем в носу, чтобы скрыть замешательство.

— Верно, я сам не бывал в этом месте, не видел своими глазами, но мне рассказывал человек, который однажды говорил с тем, кто сам… — признался он, и Робин так рассердилась, что заорала на него по-английски:

— Ах ты, старый черт, что же ты раньше не сказал!

Старый Каранга понял если не слова, то тон, каким они были сказаны, и горевал так откровенно, что Робин не смогла злиться на него больше часа. Когда она снова разрешила ему нести ее бутыль с водой и мешок с провизией, на его благодарность жалко было смотреть.

Робин сгорала от нетерпения. Она не знала, далеко ли позади остался Зуга со своим охотничьим отрядом. Может быть, брат вернулся в лагерь и нашел ее записку в тот самый день, когда они ушли, а может быть, до сих пор охотится на слонов в более чем полутораста километрах отсюда, не подозревая, что она ушла без него.

Разочарование в брате и гнев на его недавние поступки постепенно пробудили в ней чувство соперничества. Она так далеко зашла и так много сумела совершить сама — начиная от общения с деревней Каранги и кончая долгим упорным походом по следам Фуллера Баллантайна, — что ей была нестерпима мысль о том, что Зуга явится как раз в самый миг желанного воссоединения с отцом.

Она догадывалась, как эта история будет изложена в дневнике Зуги и в книге, которая затем последует. Она знала, кто пожнет все лавры за неотступные поиски отца и их блестящее завершение.

Когда-то Робин считала, что слава и почести мало для нее значат, что она охотно оставит их на долю брата. Мисс Баллантайн полагала, что достаточной наградой ей будут объятия отца и сознание, что она принесла хоть немного покоя и облегчения страдающим народам Африки.

— Я до сих пор не могу до конца этого понять, — призналась она себе, объявляя третий подряд двойной переход.

Робин безостановочно гнала носильщиков вперед, чтобы подальше оторваться от брата, где бы он ни был.

— Я хочу найти отца, хочу найти его сама и хочу, чтобы мир узнал, что это я его нашла. Гордость — это грех, но в таком случае я всегда была грешницей. Прости меня, Иисусе, я искупила это тысячью других дел. Прости лишь этот небольшой малозначительный грех, — молилась она в своей грубой травяной хижине и, молясь, краем уха прислушивалась, не слышны ли крики входящих в лагерь носильщиков Зуги, и при каждом внезапном шорохе сердце ее падало.

Возник соблазн свернуть лагерь и объявить ночной переход к далекому холму, который на закате виднелся у горизонта, — старый Каранга в очередной раз уверенно объявил его