Жизнь русского обывателя. На шумных улицах градских - Леонид Беловинский

Актерский состав был весьма пестрым, от профессиональных артистов невысокого разбора до босяков. В больших балаганах бывало до 100 исполнителей. Первые лица получали до 300 руб. за сезон.

Однако балаганщики, особенно второй линии, показывали не столько пантомимы, сколько кукольный театр Петрушки, зверей, восковые фигуры, панорамы, диорамы, «туманные картины» – рисованные диапозитивы с видами природных катастроф, грандиозных сражений или больших городов, сопровождаемые бойким и смешным «раешником» («А вот, изволите видеть, сражение: турки валятся, как чурки, а наши здоровы, только безголовы!..»), а чаще – разные «чудеса». Нередко это были захудалые зверинцы.

«В маленькие балаганчики не стоило заходить, – вспоминал Бенуа, – разве только чтобы позабавиться какой-либо уже совершенно наивной ерундой. Тут же тянулась длинная постройка «зверинца», на фасаде которого яркими красками были изображены девственный тропический лес с пальмами, лианами, баобабами, а изнутри доносились дикие звуки: рев львов и тигров, своеобразное мычание слона и крики обезьян и попугаев. Увы, войдя в такой сарай, вас постигало разочарование: в холоде и, вероятно, в голоде здесь доживали свой век всякие отбросы знаменитых зверинцев: совсем оцепеневший, не встававший уже больше верблюд, сонные облезлые львы, походившие больше на пуделей, и чахоточные, жавшиеся друг к дружке, обезьяны. Только слон производил еще довольно внушительное впечатление, но слона я видел в более величественном Зоологическом саду, в «Зоологии». Впрочем, в мое первое впечатление балаганов меня более всего поразило в «зверинце» порхание на маленькой сцене танцовщицы, одетой в яркий корсаж и коротенькую газовую с блестками юбочку; однако, о ужас, лицо ее было покрыто густой черной бородой» (15; I, 293).

В 1875 г. зверинец Роста между зверями показывал «рыбу-человека» и «негра-геркулеса, обладающего нечеловеческой силой зубов». В таких балаганах можно было увидеть теленка о двух головах, мумию «египетского царя-фараона», «обросших» мхом и перьями «дикарей из Африки», евших живых голубей, человека с железным желудком, выпивавшего рюмку скипидара или керосина и рюмкой же закусывающего, пойманную в океане «сирену». Люди выходили из таких балаганов, недоумевая, как и зачем они туда попали. («Уж не уведомлять ли тебя о двух американцах, муже и жене, которых балаганщики, налощив черным воском, называют г уронскими дикарями и заставляют глотать какую-то мерзость; или о молодом, прекрасном – как опубликовано – мужчине о трех руках», – писал Жихарев (44; I, 75).

Были «чудеса» и похлеще. Например, «Вокруг света за одну минуту» или «Тьма Египетская»: в крохотном рогожном балаганчике, куда зрители заходили по одному, на табурете горела свеча, предприимчивый балаганщик обводил ошалевшего зрителя за руку вокруг свечи и выводил в задние двери, либо же в плотно закрытом балагане гасили свет, объявляя, что это и есть тьма египетская. Выходящему ошеломленному зрителю было стыдно признаться, что его так облапошили, и он убеждал стоящих в очереди, что действительно видел тьму египетскую и за минуту обошел вокруг света.

Получить удовольствие можно было, и не заходя в балаган, а лишь толкаясь в толпе у входа. Над дверями устраивался помост, нечто вроде балкона, откуда «деды» зазывали зрителей, выделывая разные «штуки» и выкрикивая стишки-раешник. Завидев в толпе воротящую нос от «черни» расфуфыренную даму или пробиравшегося меж «простецов» барина с тросточкой, «дед» не мог не «поддеть» их на потеху одобрительно гоготавшей толпе. Вот как описывал свои детские впечатления от «дедов» А. Н. Бенуа. «А вот и дед – знаменитый балаганный дед, краса и гордость масленичного гуляния. Этих дедов на Марсовом поле было по крайней мере пять – по деду на каждой закрытой карусели… На балконе… и стоял дед, основная миссия которого состояла в том, чтобы задерживать проходящий люд и заманивать его внутрь. Всегда с дедом на балконе вертелись «ручки в бочки» пара танцовщиц с ярко нарумяненными щеками и сюда же то и дело выскакивали из недр две странные образины, наводившие ужас на детей: Коза и Журавль. Обе одетые в длинные белые рубахи, а на их длинных, в сажень высоты, шеях мотались бородатая морда с рожками и птичья голова с предлинным клювом.

Не надо думать, чтобы балаганный Дед был действительно старцем «дедовских лет». Розовая шея и гладкий затылок выдавали молодость скомороха. Но спереди Дед был подобен древнему старцу, благодаря тому, что к подбородку он себе привесил паклевую бороду, спускавшуюся до самого пола. Этой бородой дед был занят все время. Он ее крутил, гладил, обметал ею снег или спускал ее вниз с балкона, стараясь коснуться ею голов толпы зевак. Дед вообще находился в непрерывном движении, он ерзал, сидя верхом, по парапету балкона, размахивал руками, задирал ноги выше головы, а иногда, когда ему становилось совсем невтерпеж от мороза, с ним делался настоящий припадок. Он вскакивал на узкую дощечку парапета и принимался по ней скакать, бегать, кувыркаться, рискуя каждую минуту сверзиться вниз на своих слушателей. Мне очень хотелось послушать, что болтает и распевает «дедушка». Несомненно, он плел что-то ужасно смешное. Широкие улыбки не сходили с уст аудитории, а иногда все покатывались от смеха, приседали в корчах и вытирали слезы… Но те, кому я был поручен, не давали мне застаиваться и поспешно увлекали дальше под предлогом, что я могу простудиться… На самом же деле ими двигало не это опасение, а то, что болтовня деда была пересыпана самыми грубыми непристойностями и даже непотребными словами. Произносил он их с особыми ужимками, которые красноречивее слов намекали на что-то весьма противное благоприличию» (15; I, 292).

К концу XIX в. характер балаганов несколько трансформировался в связи с изменением характера самой городской публики и появлением новых изобразительных средств. Они соединяли в себе пантомиму, эквилибристику, разнообразные технические средства, включая демонстрацию на огромных экранах сменяющихся «туманных картин» – диапозитивов. Спектакли длились по 30–40 минут, начинаясь в полдень и заканчиваясь в 9 часов вечера, так что успевали показать до 5–6 представлений. Газета «Южный край» в конце XIX в. писала: «Представление в самом театре, продолжающееся 1/2 часа, иногда час, состоит обыкновенно из нескольких номеров, от 5 до 10, и группируется в три отделения. В первом отделении происходят гимнастические упражнения: «работают» на трапеции, ходят по канату, составляют «лестницы и фигуры»; во втором отделении представляют какую-нибудь сцену из народного быта, в третьем разыгрывают комическую пантомиму […] Для народной сцены работают в России не менее 100 трупп комедиантов», которые обслуживают в год 5 000 000 посетителей. В действительности посетителей «народных» театров бывает гораздо больше» (Цит. по: 93; 165).

Из балагана в начале ХХ в. рождается новый тип зрелищного мероприятия – Театр миниатюр, рассчитанный на массовую публику и сохранявший балаганный характер зрелища. Актриса Алиса Конен вспоминала такой провинциальный «Театр-аттракцион» Павла Трошина: сначала «Катерина Ивановна» исполняла «жестокие» романсы, затем демонстрировалась «женщина-рыба или русалка» Марья Ивановна в огромном стеклянном ящике – толстая, с распущенными волосами, приветливо помахивавшая рыбьим хвостом, а после показывали «всемирно известную татуированную женщину» Матильду Федоровну; трудно сказать, что больше привлекало зрителя в таких балаганах: зрелище «чуда» или обнаженные женские телеса. Характерным зрелищем была и разговаривавшая со зрителями «женщина-паук»; автор книги в детстве, году в 1947 – 48-м имел еще случай видеть на вокзале г. Кирова в крохотном бродячем то ли цирке, то ли балагане подобное зрелище: на столике сидел огромный паук с длинными волосатыми шевелящимися лапами и женской головой. Здесь соединялись цирк, паноптикум и нарождавшийся театр миниатюр. Стремление «выжать» прибыль вело к большому количеству коротких представлений. Конферансье А. Г. Алисов вспоминал, что в Одесском театре миниатюр «предприниматели по праздникам заставляли своих актеров играть по десять сеансов… перед публикой, не снимавшей пальто и галош, да еще в большом проценте пьяной по случаю праздничка. В течение одного вечера в театре миниатюр, подобно синематографу, разыгрывается несколько коротеньких пьес (драма, опера), в течение 1–2 часов успевают разыграть 3–4 пьесы» (Цит. по: 55; 214).