Сделка Райнемана - Роберт Ладлэм

Один из них – судя по всему, хозяин – стоял за грубо сколоченным деревянным столом, служившим прилавком. Он уставился в недоумении на клиента, не зная точно, что делать. Сполдинг вынул из кармана банкнот, чем поразил всех троих – и хозяина, и двух остальных, которые тотчас же подошли к нему, – и спросил по-испански владельца лавчонки:

– Кальмаров у вас не найдется?

– Нет... Ни одного не осталось... Товаров нам доставили сегодня лишь самую малость, – ответил хозяин, впившись взглядом в купюру.

– А что у вас есть?

– Черви для наживки. Мясо для собак и кошачий корм... Кошачий корм – превосходного качества.

– Дайте немного.

Хозяин повернулся торопливо назад, взял с полки требуху и завернул ее в грязную газету.

– У меня нет сдачи, сеньор...

– Не надо, – ответил Сполдинг. – Забирайте все. Желаю Успехов в торговле наживкой.

Продавец улыбнулся смущенно, пораженный небывалой щедростью покупателя.

– Сеньор, как же так?..

– Берите, берите. Теперь это – ваши деньги. Понятно. Кстати, скажите-ка мне, кто там работает? – Дэвид указал на окно, сквозь которое из-за грязи мало что было видно. – Вон в тех огромных зданиях?

– Думаю, что никто... Здесь появляются какие-то люди время от времени... Несколько человек... Придут и уйдут... Да еще подходит сюда какое-то рыболовное судно... Вот и все.

– А вам приходилось бывать там внутри?

– Да. Когда-то я там работал. Это было огромное предприятие... С тех пор прошло три, четыре, а может, и целых пять лет, не помню уж точно... Мы все тогда трудились на нем.

Двое других стариков, согласно кивнув, заговорили дружно, подтверждая сказанное хозяином.

– Но это было раньше. А сейчас?

– Сейчас мы там не работаем... Предприятие закрыто. Насовсем. И в эти здания уже никто не заходит. Их владелец – страшный человек, дурной. А сторожа – настоящие головорезы.

– Сторожа?

– Да, сторожа... И у них еще ружья... Много ружей... В общем, ничего хорошего. Все очень-очень плохо.

– Автомобили заезжают сюда?

– Да, иногда... Один или два... Но люди, которые приезжают на них, не дают нам работы.

– Спасибо. Берите же деньги. И еще раз – спасибо.

Дэвид подошел к потускневшему от грязи окну, оттер от налета пыли небольшой участок стекла и вгляделся в цепь пакгаузов. Они производили впечатление давно заброшенных строений. И можно было бы подумать, что сюда вообще никто никогда не наведывается, если бы не несколько человек, находившихся в данный момент на пирсе. Сполдинг решил повнимательней присмотреться к ним.

Сперва он не был уверен в своем заключении. Стекло, оттертое лишь с одной стороны, снаружи по-прежнему покрывал легкий слой пыли и грязи, что значительно затрудняло обзор. Люди между тем не стояли на месте. Они то приходили, то уходили, исчезая на время из того довольно узкого поля зрения, которое открывалось Дэвиду из проделанного им просвета в оконном стекле.

Но затем от его сомнений не осталось и следа. Люди на пирсе были в такой же точно форме полувоенного образца, что и охранники у ворот усадьбы Райнемана.

Несомненно, это были молодчики удравшего из Германии финансиста.

Звонок раздался ровно в пять тридцать. Поскольку на проводе был не Штольц, Дэвид отказался следовать переданным ему указаниям и, закончив на этом разговор, повесил решительно трубку. Не прошло и двух минут, как вновь зазвонил телефон.

– Вы, право же, чересчур уж упрямы, – произнес Эрих Райнеман. – Опасаться надо не вам, а нам.

– В данном случае ваше замечание неуместно. Как вы сами должны понимать, я не могу принимать на веру то, что говорят мне неизвестные лица, и соответственно выполнять продиктованные ими распоряжения. Понятно, с моей стороны было бы глупо рассчитывать на то, что мне удастся как-то обеспечить полную свою безопасность, но кое-какие меры предосторожности я должен все-таки принимать.

Райнеман ответил не сразу. Когда же заговорил, в голосе его прозвучали жесткие нотки:

– Что произошло прошлой ночью?

– Я уже достаточно подробно рассказал Штольцу обо всем, что случилось со мной. Ничего же другого я просто не знаю.

– Не верю вам. – Голос Райнемана звучал натянуто и резко. Его гнев готов был в любое мгновение выплеснуться наружу.

– Извините, – сказал Дэвид, – но меня это не касается.

– Никто из тех людей не вернулся с Кордобы! Это же Бог знает что!

– С Кордобы они уехали все, даю вам слово... Послушайте, я же говорил Штольцу, что не желаю впутываться в ваши дела...

– Вы уверены, что уже... не впутаны?

– Уверен. Потому что я здесь, в моей квартире, спокойно беседую с вами, тогда как остальные, по словам Штольца, мертвы. Скажу прямо, мне не хотелось бы, чтобы и меня постигла та же участь, что и их, и я постараюсь всячески, чтобы этого не случилось. Я лишь покупаю у вас кое-какие бумаги, и это все, "что связывает с вами меня. А посему давайте-ка лучше перейдем к нашим делам.

– О них мы поговорим несколько позже, – произнес Райнеман.

– Медлить с этим нельзя. Сделку необходимо завершить как можно быстрее.

Еврей немецкого происхождения, вновь помедлив немного с ответом, проговорил:

– Делайте, как сказал вам тот человек. Отправляйтесь к Каса-Росаде на Плаца-де-Майо. Вас будут ждать у южных ворот. Если возьмете такси, то доезжайте до Хулио, а уж оттуда пройдитесь пешком.

– Думаю, ваши люди сразу же устремятся за мной, едва я выйду из дома.

– Да, это так. Но действовать они будут крайне осторожно, чтобы никто не заметил их. Им поручено проследить, нет ли за вами хвоста.

– В таком случае мне лучше пройтись пешком от самого дома. Так будет легче обнаружить ищеек.

– Разумное решение. Машина будет ждать вас у Каса-Росады. Тот самый автомобиль, на котором вы наведались ко мне вчера вечером.

– Я увижу вас там?

– Конечно же нет. Но мы с вами скоро встретимся.

– И я смогу отвезти чертежи прямо в Тельмо?

– Если ничего не помешает, то – да.

– Выхожу через пять минут. Ваши люди готовы?

– Как всегда, – ответил Райнеман и повесил трубку.

Дэвид спрятал «беретту» в висевшую на груди у плеча кобуру и натянул пиджак. Пройдя в ванную, снял с вешалки полотенце и смахнул им с кожаных ботинок пыль, осевшую на них во время его посещения аэропорта и Ла-Боки. Потом, причесавшись, припудрил тальком царапины на лице.

Но отраженные в зеркале темные круги под глазами ничем нельзя было скрыть. Ему бы взять да и выспаться, но времени уже не оставалось. Хотя он и понимал, что ему просто необходимо выкроить для отдыха время: от этого, по существу, зависела его жизнь, – изменить что-либо было нельзя.