Звезды смотрят вниз - Арчибальд Кронин

Она подошла к постели с опущенной головой, пряча лицо, и протянула руку. Гарриэт села и раздражённо вырвала у неё мензурку с лекарством.

— Ты сегодня вечером ужасно неповоротлива и бестолкова, Кэролайн, — сказала она резко. — И это как раз тогда, когда ты видишь, что я умираю от головной боли!

По своей привычке крепко зажмурив глаза, Гарриэт одним глотком выпила лекарство. Проглотив его, она секунду сидела выпрямившись, с закрытыми глазами и мензуркой в руке. Затем открыла глаза и вскрикнула.

— Это не то лекарство! — закричала она, и стаканчик выпал у неё из рук.

Слезы тёти Кэрри сразу заморозил ужас. Одно мгновение она стояла, словно окаменев, затем кинулась к выключателю и зажгла все лампы в комнате. Схватила бутылку. И вскрикнула пронзительно, как испуганный кролик. На бутылке было написано: «Наружное». Она дала Гарриэт выпить ядовитую жидкость для втирания. Она закричала ещё громче, чем Гарриэт.

Гарриэт, прижав руку к желудку, корчилась на постели. В первый раз с тех пор, как она завела привычку лежать в постели, Гарриэт испытывала настоящую боль. Она была в агонии. Лицо у неё приняло зеленоватый оттенок, губы вздулись, обожжённые ядом.

— Воды! — слабо простонала она, все сжимая, теперь уже обеими руками, свой жирный белый живот. — Внутри жжёт как огнём!

Обмирая от ужаса, тётя Кэрри бросилась к кувшину, стоявшему на умывальнике, и принесла Гарриэт стакан воды. Но вода не проходила в горло. Гарриэт не могла глотать, и вода вылилась обратно из её распухшего, бесполезного теперь рта на чистую, нарядную постель.

Гарриэт, видимо, не сознавала, что вода здесь, что она льётся не туда, куда нужно.

— Воды! — все стонала она, задыхаясь. — Жжёт внутри! — Но как она ни старалась, она не могла напиться, чтобы залить этот огонь внутри.

Сквозь панический ужас у тёти Кэрри мелькнул проблеск рассудка и, швырнув стакан на комод, она стрелой помчалась из комнаты, чтобы вызвать врача. Она пробежала по коридору и вниз по лестнице, и её длинные ноги с мозолями на пальцах развивали сказочную быстроту. У чёрного хода она наткнулась на Энн, которая шла наверх спать.

Тётя Кэрри уцепилась за Энн.

— Доктора! — простонала она. — Телефонируйте доктору, любому, чтобы пришёл сейчас же, скорее, скорее доктора!..

Энн достаточно было одного взгляда на тётю Кэрри. Энн была разумная женщина, обычно молчаливая, и, поняв, что случилось нечто серьёзное и страшное, она не стала терять время на расспросы. Она тотчас же побежала к телефону и, проявив сообразительность, позвонила доктору Льюису, который обещал прийти немедленно. Энн подумала минуту, потом на всякий случай позвонила и доктору Проктору, лечившему её самое, и тоже попросила прийти.

Тётя Кэрри между тем помчалась в кладовую за мелом. Она верила, что мел — хорошее противоядие. И, возвращаясь с пакетом мела в руках, вдруг увидела Ричарда, выходившего из гостиной. Он шёл медленно, потревоженный в своих размышлениях непривычной суетой в доме, и, держась за притолоку двери, спросил глухо:

— Что случилось?

— С Гарриэт… — выдохнула тётя Кэрри, в своём волнении так крепко сжав пакет, что из уголка его посыпалась тонкая струйка мела.

— Гарриэт? — повторил тупо Ричард.

Она не могла больше стоять тут, это было выше её сил. Ещё раз вскрикнув, она отвернулась и побежала наверх. Баррас медленно пошёл за ней.

Гарриэт лежала все так же распростёртая на кровати под ярким светом ламп, среди бесконечных рядов склянок. Она уже больше не стонала. Она лежала на боку, скорчившись, с открытым ртом. На распухших и почерневших губах выступила клейкая слизь.

По временам ноги Гарриэт слегка вздрагивали, и при этом к ней возвращалось дыхание, — короткий хрип. Обмирая от ужаса каждый раз, когда слышалось это редкое и короткое хрипение, тётя Кэрри с безумной поспешностью размешала мел и попробовала влить хоть немного в распухший рот Гарриэт. Она была ещё занята этим, когда в спальню вошёл Ричард. Он остановился, совершенно ошеломлённый, глядя на Гарриэт.

— Что это, Гарриэт… — сказал он охрипшим голосом.

Гарриэт ответила лишь тем, что отрыгнула обратно мел тёти Кэрри.

Ричард подошёл ближе в каком-то оцепенении.

— Гарриэт… — снова пробормотал он как пьяный.

В эту минуту торопливо вошёл доктор Льюис, весёлый, с чёрной кожаной сумкой в руке. Но, когда он увидел Гарриэт, весёлость разом с него соскочила. Манеры его резко изменились, и он вполголоса попросил тётю Кэрри телефонировать доктору Скотту, чтобы тот немедленно пришёл. Тётя Кэрри тотчас убежала. Ричард отошёл в нишу окна и остановился там, молча наблюдая, похожий на статую Рока.

Спешно явился доктор Скотт и одновременно с ним доктор Проктор, пришедший пешком из Слискэйля. Все три врача сблизили головы над постелью Гарриэт. Они проделали с ней множество вещей: они что-то впрыскивали ей из маленьких шприцов, и поднимали не сопротивлявшиеся веки Гарриэт, и делали ей выкачивание желудка. Они все выкачивали и выкачивали и извлекли из её желудка поразительное количество всякой всячины. Все увидели, как хорошо Гарриэт обедала в этот день, — просто невероятным казалось, что можно поглотить такое количество спаржи. Но Гарриэт этого не видела. Гарриэт ничего больше не могла видеть, так как она была мертва.

Наконец, после последней попытки воскресить её, докторам пришлось признать своё бессилие, и доктор Льюис, отирая лоб, подошёл к Ричарду, все ещё неподвижно стоявшему в нише окна.

— Я очень сожалею, мистер Баррас, сэр… — (Видно было, что он искренно огорчён.) — Но боюсь, что мы ничего больше сделать не можем.

Баррас не сказал ничего. Доктор Льюис, взглянув на него, заметил, как сильно бились жилы у него на висках, как густо побагровел лоб, и к его сочувствию приметалась инстинктивная мысль, что у Барраса, должно быть, высокое кровяное давление.

— Мы сделали всё, что было возможно, — добавил он.

— Да, — отозвался Ричард каким-то чужим голосом.

Доктор Льюис испытал новый прилив сострадания. Он опечаленно посмотрел на Барраса. Разумеется, он не подозревал, что тот, на кого он смотрел, в сущности был убийцей Гарриэт.

Даже Хильда была потрясена. После того как они с Грэйс возвратились в лазарет с похорон матери, она много недель была молчалива и задумчива. Теперь она должна была признать, что дома, в «Холме», неблагополучно. Расстроенная, она делала резкие замечания больным, грубила Нессу и отдалась работе с неутомимой энергией. А с Грэйс опять обращалась деспотически, была нежна и ревнива.

Был конец их свободного дня, и сестры медленно шли по Риджент-стрит, направляясь к Оксфордской площади, чтобы сесть в автобус, идущий к Найтсбриджу. Хильда, заканчивая резкую обличительную тираду на тему об унизительных домашних передрягах, саркастически посмотрела на Грэйс: