Большая книга ужасов 2014 (сборник) - Елена Усачева

«Везет Ирке», — в очередной раз вздохнула Катя и побрела к деревне.

Дом бабы Риши — второй от края. Невысокий, со скособоченной террасой, с зеленой крышей. В полутемной комнате, заставленной кроватями, даже в самую сильную жару прохладно, а в холод — тепло. Это от большой русской печки, раскорячившейся на всю избу: она занимала полкухни и часть комнаты.

Цыганский дом — крайний. На этом конце деревни только у них была корова, поэтому жители ближайших домов шли за молоком именно к ним. С бабой Ришей они договорились так: приходят после обеденной дойки. Обычно сестры бегали за молоком вместе. Сейчас же вредная Ирка послала Катю одну.

Катя втайне надеялась, что она опоздает и бабушка сходит за молоком сама. Но, уже выходя из леса, поняла, что все ее надежды напрасны. Баба Риша стояла у калитки и из-под ладони смотрела в сторону реки, ожидая внучек. Увидев Катю, она махнула рукой в сторону цыганского дома, и Катя поникла. Эшафота и гильотины ей не избежать.

Она поставила банку с кувшинкой в тень у стены дома, сняла с колышка прожаренный на солнце бидон, звякнула крышкой и, чтобы хоть как-то показать свое недовольство, от души хлопнула калиткой.

Решимости хватило ровно на двадцать шагов. У цыганского забора решимость покинула ее: дальше надо было уже как-то пробираться по вражеской территории, населенной упырями, вурдалаками и демонами.

Почему этот дом казался им таким страшным, сестры толком не могли сказать. В них жило твердое убеждение: все, что связано с цыганами, — опасно! Они воруют детей, живут по каким-то своим законам и, может быть, даже умеют колдовать! Когда старая цыганка Валя, в широкой юбке, разноцветной рубахе и ярко-красном платке, показывалась на улице, сестры спешили спрятаться. Ее сына Михаила в деревне видели редко. А вот за его женой Настей, тоже ходившей в цветной цыганской юбке и рубахе, наблюдать было интересно. Каждое утро Настя отправлялась на колодец за водой. И не просто с ведрами или с бидоном, как это делала вся деревня, а с коромыслом. Не спеша, легкой походкой пересекала она дорогу и исчезала в ельнике. Там, спустившись с горки, доходила до колодца.

У Насти было двое детей. Младший, двенадцатилетний Артур, и старшая, Марина. Марина в деревне была нечастой гостьей, а вот Артура каждое утро можно было видеть сидевшим на заборе бабы Риши.

— И что ты тут забыл? — опять же каждое утро ругалась баба Риша. На что Артур звонко смеялся, показывая белоснежные зубы.

Когда пропадали кабачки или стройный ряд подсолнухов лишался желтоволосых голов, все понимали, что это они — соседи. И молчали. А что тут скажешь?

Катя поднялась по застонавшим от груза времени ступеням на террасу. Сквозь мутные стекла никого не было видно. А это значило, что надо идти дальше. В дом.

Ой как не хочется!

На улице кузнечики застрекотали с новой силой. В доме скрипнула половица. Проскользнула кошка и спряталась под сервантом.

Можно оставить бидон и уйти. Хозяева, когда освободятся, сами нальют в него молоко. Но Кате стало любопытно.

Так бывает — от страха немеют губы, по спине бегут мурашки, но некий вредный чертик зовет вперед. И ты уже не чувствуешь робости, не слышишь, как отбивает тревогу сердце.

Катя пересекла террасу, приоткрыла дверь в избу. На нее дохнуло застоявшимся воздухом, запахом подкисшего молока и горелых спичек. Кухня была тесно уставлена мебелью. Два шкафа, буфет, огромный стол, кухонная плита, полки с посудой. На подоконниках, плотно сдвинув бока, устроились горшки с цветами. Дверь, обитая войлоком, вела в дальнюю комнату. Катя на цыпочках прошла по толстым полосатым половикам, схватилась за ручку. Дверь не поддалась. Катя навалилась плечом. Дверь дернулась.

Темные шторы не пропускали дневного света. Огонек свечи в высоком подсвечнике дрожал, отгоняя робкие тени. Из мрака выступал круглый стол, на нем валялись какие-то скомканные бумажки. Миска, сковородка… От щепы, воткнутой между досками столешницы, вьется дымок, на ее кончике тлеет красный уголек. Стоявшие по стенам кровати и шкафы теряются в полумгле. Белым пятном выпирает в комнату русская печка.

— И станет все так, как ты задумал. И сбудутся все твои планы. И падут враги твои…

Низкий хрипловатый голос заставил Катю замереть на пороге. Она понимала, что надо уходить, что делать здесь нечего… Ноги не повиновались ей. А любопытство заставляло вжиматься в косяк двери и слушать, слушать…

— И все горести, печали, несчастья уйдут от тебя к врагу твоему. И…

На каждом слове пламя свечи приседало. По стенам начинали плясать отблески — то там, то тут посверкивало железо темного оклада на иконе, рамка фотографии, ручка комода. С огоньком в такт шевелились бесформенные тени двух людей, сидевших за столом. Руки одного из них постоянно двигались, то встряхивая сковородку, то стуча по миске, то перекладывая бумажки.

— Будет, будет, как ты захочешь! — вскинулся человек и резким движением руки опрокинул содержимое сковородки в миску. Поднялся пар. Свечка испуганно затрещала.

— И загорятся леса, и уйдут недруги…

Говоривший развернул миску к пламени свечи, пытаясь что-то рассмотреть.

Катя подалась вперед, как будто со своего места она могла увидеть, на что они смотрят. Пискнула потревоженная ее ногой половица, метнулась из-за печки ее тень, упала на сидевших. Люди за столом зашевелились. Раздался металлический скрежет. От испуга Катя оступилась и соскользнула с порожка, упав навзничь. Дверь перед ее ногами захлопнулась.

«Сейчас убьют», — мелькнула мысль в голове, заставив съежиться.

За Катиной спиной послышался удивленный голос:

— Тебе чего?

Над Катей стояла Настя, высокая, сухощавая, лет сорока, с обветренным загорелым лицом с крупными чертами — широкий нос, широкие губы, большие темные глаза. Зеленый платок с ярким рисунком сполз на затылок, зацепился за собранные в пучок черные с проседью волосы.

— За молоком, — побелевшими от страха губами прошептала Катя.

— Мама, дачники пришли! — позвала Настя мать.

От звуков ее голоса к Кате вернулось ощущение реальности.

Дверь распахнулась. Катя с удивлением увидела, что в комнате светло, темных штор на окнах нет, на столе ничего не лежит. И главное — за столом никого, люди словно испарились.

— Что так долго? — громким повелительным голосом спросила старуха. — Там и молока почти не осталось.

Цыганка внимательно посмотрела на Катю, как бы спрашивая: видела она что-нибудь или нет? Катя переводила взгляд с Вали на дверь, ничего не понимая.

Секунду назад там было темно, два человека сидели у стола! Не могло же ей все это показаться!

— Пойдем, — помогла ей встать Настя. — Сейчас что-нибудь придумаем.

Молодая цыганка вывела Катю на террасу, переставила на лавке ведра, нашла молоко, стала переливать его в бидон. Валя стояла в дверях, внимательно наблюдая за руками невестки. Молочная струя дернулась, белая капля побежала по жестяному боку. Настя широко улыбнулась, собрав на лице множество сухих морщинок, подолом юбки обтерла бидон, придвинула его к Кате.