Анакир - Танит Ли

Туаб-Эй, растянувшийся по-кошачьи на высокой крыше и попивающий вино, загородился от солнца, желая убедиться, что это не видение.

Вниз по склону, по широкому проходу через тридцать сломанных стен, и в самом деле медленно двигался кусок джунглей. Он приблизился, и оказалось, что это не фантастическое движущееся растение, а не менее фантастическое животное.

— Взгляни, Галуд! Что это такое?

Галуд, в отличие от Туаба, на редкость некрасивый мужчина, недовольно выглянул из-под самодельного навеса. В нем текла тарабинская кровь, поэтому он избегал солнца, но помимо этого, неведомый отец-моряк наградил его прекрасным дальним зрением.

— Клянусь моими полоумными богами, это палюторвус!

— Я думал, что эти звери уже вымерли, — небрежно произнес Туаб-Эй.

— Дальше к югу болота прямо кишат такими тварями. Вольные закорианцы используют их как тягловую скотину, — Галуд и его товарищ сплюнули, как всегда делали таддрийские головорезы при упоминании о Закорисе-в-Таддре.

— Он выглядит большим, — равнодушно отметил Туаб-Эй. — И вроде бы идет сюда. Может, сбежим?

Его люди рассмеялись шутке своего юного предводителя. Он был младше, чем большинство из них, но при этом яростен, как калинкс, и не менее очарователен. Высокий и стройный, он имел в своей крови изрядную дорфарианскую примесь. В прорехах его разбойничьих обносков проглядывало сильное тело с плотными мышцами. Гладкую кожу цвета корицы почти не портили несколько тонких, едва заметных шрамов. На ярком полуденном солнце его волосы едва уловимо отливали медью — должно быть, среди его предков имелся и кто-то с Равнин, хотя глаза молодого человека были черны, как деревья за разрушенным городом Рарнаммона. В его ухе болталась новая серьга, выточенная из зуба таддрийского уродца ростом вдвое меньше самого Туаба. Он убил этого получеловека в драке в одном из северных городов. Правда, после этого шайка предусмотрительно отступила, поскольку уродец был в дружбе с местным мелким царьком.

— У этого чудовища на спине кто-то сидит, — произнес Галуд.

— Похоже на то, — согласился Туаб-Эй.

Палюторвус легкой рысцой пробежал под разрушенной аркой и снес большую часть стены на другом конце. Проковыляв в сад, некогда бывший местом услады принцев, он принялся объедать дикий виноград. Человек, возлежащий на его спине, выглядел безразличным ко всему. Он даже не глядел на дорогу. И он был нездешним. Все изгои, окопавшиеся в безымянном Мемоне, держались за определенный участок. Не далее как два дня назад людям Туаба пришлось схватиться с соперничающей шайкой, заявившей свои права на их полуразрушенный дворец. Теперь трупы наглецов валялись в ближайшем пересохшем колодце — как раз в том саду, где сейчас пасся палюторвус.

Туаб-Эй направился к лестнице. Галуд и другой заместитель по прозвищу Одноухий последовали за ним, предупредительно отстав на полшага.

— Твое животное объедает мои угодья, — заявил Туаб-Эй, глядя наверх, где, как на высоком холме, сидел пришелец. — Я полагаю, ты собираешься заплатить мне за это.

— Ты что, не видишь, Туаб? — тихо спросил Галуд. — Он безумен.

Туаб-Эй уже и сам начал это понимать. Таддрийцы очень суеверны в отношении безумия. Наказанные богами — так они называют сумасшедших. Но дорфарианская изощренность мышления, свойственная его отцу, проросла в Туабе насмешкой над всем и вся. Поэтому, предоставив Галуду и Одноухому дергаться по поводу суеверных примет, Туаб-Эй презрительно крикнул незнакомцу:

— Ты собираешься спускаться? Или мне сбить тебя камнем?

Безумец обернулся и с высоты своего положения посмотрел на Туаба.

Лицо его заросло бородой, черные вьющиеся волосы спускались ниже плеч. Темный загар не мог никого обмануть — пришелец явно не относился к народу короля Йила. У Вольных закорианцев не бывает золотых глаз. Даже в этих диких местах к желтым расам относились с опасливым уважением, ведь их богиня может вырасти до верхушек гор, чтобы устрашить своих врагов. Если повезет — если очень сильно повезет, — Она может разбить Черного Леопарда этих проклятых закорианцев.

— Давай, — произнес Туаб-Эй. — Я жду.

Однако тон его стал несколько мягче. Золотые Равнинные глаза безумца привели его в замешательство, а подобное случалось нечасто.

Незнакомец переменил позу. Истолковав это как желание сойти на землю, палюторвус опустился на колени, чем еще сильнее впечатлил разбойников. В свою очередь, безумец принял это за разрешение сойти вниз. Он так и сделал.

Их потрясла гибкая сила его движений — в них проступала грация хорошо обученного воина, которую они не могли не распознать. Встав рядом с ними, безумец оказался выше Туаба, а значит, и всех остальных. Даже сейчас, покрытый слоем грязи и ошметками леса, он был внушительным, хорошо сложенным и прекрасно владеющим своим телом. Одноухий узнал его набедренную повязку, ибо сам по неосторожности провел месяц в команде рабов у Вольных закорианцев. Он шепотом сообщил об этом предводителю — но тот словно не услышал.

— Дай мне того вина, — наконец потребовал он, пристально глядя на безумца.

Одноухий отцепил от пояса флягу. Туаб-Эй, по-прежнему не отводя взгляда, откупорил сосуд и протянул его безумцу. Тот, помедлив немного, принял ее, немного отпил и вернул владельцу.

Со времени появления он не произнес ни слова, но что-то неуловимо изменилось в его облике — он уже не казался безумным. Скорее, просто необычным.

— Что ж, идем, — бросил Туаб-Эй. Его отец, в прошлом аристократ, был вынужден бежать из Дорфара после одной не очень красивой истории, и время от времени в поведении Туаба проглядывала его порода. — Будь нашим гостем. Пошли в дом. И не беспокойся, твое, э-э... средство передвижения будет в сохранности. Не думаю, что кто-то из соседей покусится на него. Говорят, мясо у него ужасное.

Он повернулся и пошел прочь, сопровождаемый своими заместителями. Безумец последовал за ними.

Закат выкрасил огненно-розовым стены просторного зала во дворце, который присвоил Туаб-Эй, но видимо, сумеркам этот цвет не понравился — они перекрасили их в голубовато-серый. Древним очагом давно уже нельзя было пользоваться, поэтому огонь разводили прямо на мозаичном полу, а дым вытягивало через многочисленные проломы в крыше. Очень удобно. Правда, во время дождя костер то и дело заливало.

Здешние зимние ночи были довольно прохладными, поэтому змеи и ящерицы заползали сюда греться у огня. Туаб не разрешал своим людям убивать этих тварей, ибо они развлекали его. Как-то к ним заглянуло целое племя обезьян, но Туаб-Эй, подражая их вожаку, желающему подраться, начал рычать и подпрыгивать на месте, и непрошеные гости в страхе удалились.

Сейчас Туаб-Эй сидел, скрестив ноги, и наблюдал за безумцем, который устроился немного поодаль и от разбойников, и от огня. Ему предложили еду — плоды и мясо от вчерашней охоты, но он поел совсем немного и не притронулся к мясу. Затем его проводили к надтреснутому баку во дворе, полному свежей дождевой воды. Здесь разбойники плескались время от времени, когда у них было такое желание, Туаб же, как сын аристократа, принимал ванну каждый день. Безумец влез в бак и охотно вымылся. Ему принесли одежду одного из тех, что были убиты два дня назад — высокого и крепкого мужчины. Безумец принял ее, не заметив ножевого разреза на груди или не придав ему значения.