Мы вернемся, Суоми! На земле Калевалы - Геннадий Семенович Фиш

этом дело, — быстро перебивая самого себя, сказал Иван Фаддеевич. — В общем все идет к тому, что они нападут на нас и прижмут к дороге. А если они все равно нападут, то не лучше ли сейчас же, не дожидаясь, опередить их, самим внезапно атаковать? Пусть мы и голодные, но зато инициатива наша.

Он обессилел и, замолчав, откинулся затылком на изголовье из хвои. На небритом его лице застревали росинки моросящего дождя. Опущенные веки были пересечены мелкими-мелкими морщинками.

— Я тоже так думаю, — сказал Кархунен. — Будем действовать… — И он провел ладонью по лбу, словно желая снять спелые колоски бровей. Утомленные глаза его казались еще синее, чем всегда.

Отдых был отменен.

Тем же путем, каким пришли сюда, мы отправлялись обратно.

Только «санчасть» теперь шла не в голове, а в хвосте отряда.

Предстояло окружить карателей на привале и истребить их. Я шел с первой группой — центральной, которой командовал Иван Иванович.

Другие слева и справа обходили поляну, которая еще недавно была нашей, а теперь стала вражеской.

По-прежнему моросил серый непрерывный мелкий дождь, по небу шли бесконечные, похожие на размытую тушь облака. Мы подползали к вражескому лагерю.

Слева от меня был Лось, справа Шокшин. Я видел, как Жихарев неподалеку прилаживает у большого валуна пулемет, и страшно боялся, что его заметит вражеский часовой, который сидел около костра.

Рядом с часовым лежала ищейка.

Вот-вот она встрепенется, и тогда прощай внезапность!

Враги совсем обнаглели. Они шли по нашему следу, набрели на еще теплые уголья разбросанных костров и решили отдохнуть перед наступлением.

Может быть, они нарочно хотели замедлить темп своей погони, чтобы напасть, взаимодействуя с другими отрядами.

Во всяком случае, они были убеждены, что мы стремимся уйти от погони. У них и мысли не было, что мы можем напасть.

Я отлично видел, как солдаты спали вповалку около костров. Они были разуты, сапоги стояли рядом.

Около костров на воткнутых в землю ветках болтались портянки.

Часовой сидел к нам спиной.

Последний Час подполз ко мне и, толкнув в плечо, показал глазами влево. Я увидел, как в глубине рощицы, на широком валуне финский радист раскладывал походную рацию.

Никогда мне не забыть, какой жадностью светились в эту минуту глаза Последнего Часа.

Мы подползли еще ближе.

В котелке, висевшем над одним из костров, варилась какая-то снедь. Я чувствовал, как аппетитный запах щекочет мне ноздри. И вдруг собака забеспокоилась. Она вскочила на ноги, положила передние лапы на камень и стала перебирать ими.

Это была породистая тренированная ищейка, приученная к скрытому преследованию, приученная молча идти по следу. Вот эта-то выучка ее и спасла нас.

Собака волновалась, но некому было, кроме нас, обратить внимание на ее поведение.

Вдруг у самого близкого к нам костра, метрах в пятидесяти от нас, какой-то человек вскочил на ноги и быстрыми шагами направился в нашу сторону. У меня даже сердце екнуло.

Это был офицер.

Впереди полз Лось. Он сразу же замер на месте, как, впрочем, и все мы.

Офицер остановился метрах в восьми от Лося, поеживаясь от сырости. И вдруг под локтем Лося громко хрустнул сухой сучок. Офицер выпрямился, быстро огляделся, заметил беспокойство собаки, поводившей острыми обрезанными ушами, повернулся и быстро побежал к костру. Еще одна секунда — и все пропало. Нет, не будет этого!

Я прицеливаюсь, но в этот момент раздается выстрел справа от меня. Я вижу, как Иван Иванович вскакивает с земли и, размахивая зажатой в руке гранатой, бежит к рухнувшему офицеру. Последний Час стреляет в радиста — я это успеваю увидеть краем глаза в то мгновение, когда поднимаюсь, и, тоже размахивая гранатой, бегу к костру. Кто-то застрелил собаку.

Я швыряю гранату в группу солдат у ближайшего костра.

У других костров вскакивают полуодетые солдаты. Они хватаются за автоматы, винтовки и начинают ответную стрельбу.

— Ложись! — командует Иван Иванович.

Но и без его команды все наши уже лежат на земле.

Заработал пулемет Жихарева. Он бьет по кострам. Там приподнимаются и снова валятся солдаты.

— Ребята, ради бога, прошу, — вопит во весь голос Последний Час, — не дырявьте рации, не дырявьте рации!

В нашу сторону летят и, не долетая, рвутся немецкие ручные гранаты. «Психические», — называют их партизаны. Треску много, а толку мало.

Враги начинают отползать, они думают уйти от удара, но с флангов их встречает ожесточенная стрельба.

Это работают успевшие подойти наши обходные группы.

— Надо кончать, — говорит очутившийся рядом со мной Иван Иванович, — надо кончать, прежде чем им подмога будет. Кайки!

И он командует:

— Ура, вперед! В атаку! Бей фашистов!

Я слышу, как навстречу нам, с другой стороны несется «ура». Среди голосов узнаю голос отца и Души.

Мы поднимаемся и, перескакивая через кочки, напрямик бежим к последним кострам. Впрочем, сопротивления нам не оказывают.

С другой стороны лощины появляются партизаны.

Ниеми делает три насечки на ложе своей винтовки и торжествующе смотрит на меня. Понимаю. Счет открыт!

У камня, на котором стоит рация, уже возится Последний Час. Рядом сидит Кархунен. Поодаль Даша перевязывает раненых.

Душа склонился над плащ-палаткой Ивана Фаддеевича.

Ниеми подходит ко мне и с укоризной говорит:

— А сколько карателей все-таки скрылись, проскочили. Рано вы начали.

— Еще секунда, и было бы совсем поздно, — отвечаю я и подхожу к Ивану Ивановичу.

Он наклонился над убитым офицером и вытащил из кармана френча пачку документов. Но едва только прочитал первые строки, как выпрямился, вскочил на ноги и, торжествуя, закричал:

— Он! Я сразу узнал! Только боялся обознаться, а теперь ясно — он.

— Кто он?

— Арви! Жаль только, что убит. Не удалось мне поговорить с ним по душам. Он у меня в двадцать втором году сапоги снял. Я поклялся, что найду его хоть на краю земли и сниму с него сапоги. Вот он лежит — и кайки. Раньше у нас была одинаковая нога. Посмотрим. — И Иван Иванович стаскивает с ноги офицера сапог — рыжий, на толстой подошве, с загнутым носком, — затем снимает второй и, скинув свои истрепанные сапоги, надевает офицерские. По улыбке, осеняющей его лицо, я понимаю, что сапоги пришлись впору.

— С Арви покончено. Теперь очередь за Эйно, — говорит он торжествующе.

Партизаны, окружившие Ивана Ивановича, смеются, щупают новые сапоги.

Каратели вынуждены были принять бой, не успев обуться. Сапоги их стоят около разметанных костров, некоторые съежились от огня и обгорели, другие продырявлены пулями, искорежены разрывами гранат. Мы ищем сапоги получше, чтобы сменить свою истершуюся обувь, но не так-то легко подобрать подходящую пару.

Мне этого