Хюррем, наложница из Московии - Демет Алтынйелеклиоглу

Удобный случай, которого ждала Хюррем Султан, вскоре представился.

Второй визирь, Хюсрев-паша, однажды сильно поссорился с Садразамом Сулейман-пашой в присутствии падишаха и даже схватился было за кинжал. Причиной ссоры двух пожилых визирей и того, что они так забылись, стали интриги Рустема, к имени которого теперь прибавляли звание «паша», а также Хюррем и ее дочери Михримах, и никто, кроме них троих, не знал об этом. Сулейман-паша уверился в том, что Хюсрев-паша, который возражал любому его слову, роняя его в глазах падишаха, вознамерился отобрать у него титул великого визиря. Рустем-паша часто жаловался великому визирю, что Хюсрев-паша что-то затевает и что его жена часто досаждает его супруге Михримах Султан, умоляя ее передать повелителю, что Хюсрев умен, силен и лучше справится с управлением государством, а Михримах Султан не знает, что на это отвечать. А Хюррем Султан в свою очередь сообщила Хюсреву-паше через его жену, чтобы паша проявлял осторожность, потому что Садразам оговаривает ее мужа перед падишахом, и что, глядя на это, она, Хюррем Султан, вспоминает Искендера Челеби, ставшего жертвой навета.

Такие разговоры продолжались много месяцев, и в конце концов все в них поверили. Оба визиря стали кровными врагами. Ссора разразилась неожиданно. В тот день падишах слушал заседание Дивана из-за решетки. Спор, начавшийся между Садразамом и вторым визирем, внезапно перерос в обмен ругательствами. А затем последовала драка. Сулейман-паша и Хюсрев-паша накинулись друг на друга и покатились по полу. У Хюсрева-паши только в последний момент смогли забрать кинжал.

Такой невиданный для османского дворца позор не остался безнаказанным. Султан Сулейман, не сомневаясь ни минуты в справедливости своего решения, снял с должности обоих пашей. Сулейман-паша закрылся у себя дома и покорился судьбе. А Хюсрев-паша, упрямый и гордый албанец, решив, что подвергся несправедливости, принялся искать правды у султана. «Или повелитель признает мою правоту, отменит свое решение, или он узнает, что такое гордые сыны Албании», – говорил он. В ответ на этот демарш однажды вечером к нему в особняк постучались стражники, забрали пашу с собой, а наутро доставили его растерянной и испуганной жене обезглавленное тело. Так что перед третьим визирем и зятем султана Рустемом-пашой больше не осталось никаких препятствий. Однако падишах сомневался, подходит ли его зять для должности великого визиря. До падишаха доходили слухи о том, что Рустем любит подношения, к тому же Сулейману не нравились некоторые начинания паши. Правда, Михримах Султан при каждом удобном случае нахваливала отцу мужа и говорила, что только такой человек должен быть Садразамом. Отмахнуться от любимой дочери Сулейман не мог.

Вскоре Рустем-паша получил печать от падишаха. После этого он сразу побежал в покои к своей благодетельнице Хюррем, которая уже знала о предстоящем назначении и ждала его вместе со своей дочерью. Рустем в порыве благодарности бросился к ее ногам.

– Встань, паша, – проговорила Хюррем Султан, – разве пристало великому визирю валяться в ногах?

Михримах Султан протянула руку мужу.

– Ты помнишь, паша, о чем я тебя спросила в первый вечер нашего знакомства?

– Помню, Михримах. Ты спросила, готов ли я верно служить династии, готов ли я все отдать ради этого.

– Теперь я вижу, что готов.

Хюррем тихо спросила: «Ты помнишь, паша, в чем заключается твое служение?»

Рустем-паша прекрасно помнил. Служение заключалось в том, чтобы любой ценой не допустить к трону Мустафу. А раз шехзаде Мехмед умер, то право наследования переходило к следующему брату.

– Госпожа, ваш сын шехзаде Селим Хан будет прекрасным падишахом.

И здесь Хюррем произнесла то, что долгое время скрывала даже от собственной дочери: «Ты ошибаешься, паша. Речь идет не о Селиме. Он слишком слаб. Речь идет о шехзаде Баязиде. Теперь посмотрим, паша, как ты будешь верно служить нашей династии и нашей семье».

Хюррем теперь хорошо понимала, что Рустем ей необходим даже больше, чем она думала раньше. Верный, умный, преданный Садразам нужен был ей для того, чтобы управлять султаном Сулейманом за пределами гарема. И только с его помощью, и никак иначе, можно было устранить шехзаде Мустафу. По большому счету власть в государстве принадлежала в большей степени Садразаму, нежели падишаху. Садразам занимался делами торговли, права, решал, кому возить товары, кому нет, каких послов принимать, а каких – прогонять. Конечно, власть главного визиря была не столь безгранична, как власть падишаха, но в чем-то превосходила ее. А хромой Рустем делился своей властью с Хюррем.

Едва получив титул великого визиря, он засучив рукава принялся за дело. Изо всех сил он старался выполнить наказ Хюррем Султан, которая велела ему во что бы то ни стало добиться полного, безграничного доверия падишаха. Помимо этого, он трудился над приумножением своего состояния. В те времена государство Османов славилось своим византийским наследием – любовью государственных сановников к подношениям. И в этом деле Рустему не было равных, хотя все свои происки он самым тщательным образом скрывал. Он установил список цен практически на все государственные услуги. В государстве не осталось ничего, что бы ускользнуло от его внимательных глаз. Если кто-то приходил к его порогу в поисках суда и защиты, он откровенно объявлял тому человеку стоимость вопроса и размер доли Садразама. Взятки ему платили даже послы иностранных государств, а размер взятки зависел от того, из какой страны был посол. Взятки дружественных Османам стран были намного ниже, чем взятки стран враждебных. Например, послы Карла V и шаха Тахмаспа, пытаясь попасть на прием к султану Сулейману, должны были заплатить Рустему-паше сумму, на которую в Стамбуле можно было купить дом. И даже Соколлу Мехмед-паша, который часто говорил, как он мечтает стать бейлербеем Румелии, однажды услышал в ответ: «Это легко, но очень дорого».

Сулейману, конечно же, сообщали, что Садразам берет деньги абсолютно за все. Но султан ограничивался только тем, что с досадой качал головой. Он не забывал предательства Ибрагима. Так что ответ на вопрос, что хуже – предатель или вор, был прост. Вор был для него менее опасен. К тому же в те дни мысли султана были заняты в большей степени шехзаде Мустафой, нежели Рустемом. Он гордился тем, что все войско и янычары так возносят его старшего сына.

Воины любили Мустафу за особенное сходство юноши с султаном Селимом Грозным, который большую часть жизни провел на войне и при котором войско жило безбедно, одерживая одну победу за другой. Сходство было поразительное, но оно и пугало Сулеймана. Он хорошо помнил, как его отец в свое время сверг деда, как жажда власти перечеркнула сыновние и родительские чувства и кровное родство. Мустафа был очень независим, но в то же время мудр и рассудителен, смел, но не горяч. Именно таким должен быть падишах, и именно таким его видели те, кто бывал с ним на поле брани, и те, кто приходил к нему, когда он замещал на троне отца. Многим в империи не нравилось, что султан Сулейман женился на неверной, которая к тому же, презрев все законы и обычаи, родила падишаху пятерых детей вместо дозволенного одного, заставила совершить никах и постоянно вмешивалась в дела государства через своего ставленника Рустема-пашу.